|
— Не волнуйся, я тоже умею печь оладьи. Он пек оладьи, она сидела на пне, тупо глядя на свою ногу, на которой не осталось ничего кроме сажи. Тишина, какой не может быть в лесу, оглушала. Листья на деревьях не шевелились, трава не колыхалась, не плескалось о берег озеро, ни звука не издавали лесные обитатели. Двигался только он. Пек оладьи. — Когда-нибудь ты сама станешь как эта тишина и все, что произошло сегодня, увидится ясным и понятным. Пока ты занята собой и твой мир вертится вокруг тебя, никакого другого мира для тебя просто не существует, так что ступай-ка ты спать. Я знаю, что обед был. Твое послушничество кончилось. Она поднялась и двинулась к своей палатке. — И чтоб спала не менее суток», — раздалось в след. «Это не возможно», — была ее последняя мысль, перед тем как провалиться в сон. *** «Кухня место силы, кухня место силы! Спокойно. Кастрюли не должны греметь, спина должна быть прямая. Состояние должно быть правильным. Я занимаюсь своим делом, и меня не интересует, о чем они там за моей спиной разговаривают. Еще как не интересует. Господи, какое жаркое лето! Распределенное внимание, распределенное внимание! Ничего, сейчас домою посуду и уйду в ванную стирать, там можно закрыться, и есть вполне законный повод побыть одной». — Чайку сделаешь? — Сейчас — это вслух. «Чайник с водой на плиту, стол накрыть заново, заварочный чайник согреть. Спокойно. Пять флюидов, восемь эманаций. Если я даже сяду на него, он не закипит быстрее, чем закипит. Место силы изменить нельзя!?» — Что ты с ними возишься? Это же женщины. Столько сил, столько работы, а толку? Тень Великого Мастера приехал неожиданно, как собственно приезжали в этот дом все. — Ты не боишься, что за все хорошее они тебя когда-нибудь просто отравят? — Ну, не скажи. За эти несколько лет она только один раз пыталась меня отравить, но ты же знаешь мой организм. Мастер веселился. Она спиной чувствовала многозначительный взгляд. Проклятый чайник все не закипал. — Ты ? воин, уважаемая Тень, тебя так учили, но, поверь, женщины стоят тех трудов, которые приходится на них тратить, если даже только одна прорвется. Мы без них мертвы. Мы, мужчины, логос, знание, а знание мертво, если не соединено со стихией бытия, с плотью жизни, а это они, женщины. — Плоть-то я вижу, а жизнь, и тем более бытия не очень. — Терпение, мой друг, терпение. То, что растет правильно, растет медленно. Они делают все, что могут. Они приблизились к самому главному: им стали интересны женщины, а не мужчины, они могут уже по несколько часов общаться между собой и находить другие темы для разговоров кроме мужчин. Они почти поверили, что быть женщиной — это просто быть женщиной, а не нести наказание. Скажу больше, они уже минут пятнадцать в день могут прожить не соревнуясь. — 9 —
|