Не женское это дело...

Чаша тем временем обошла круг и вернулась к шейху. Все примолкли — в ней осталась добрая треть. Он посмотрел на чашу, на людей в кругу и глубоким, ясным голосом, от которого вибрация прошла по всей комнате и проникла в каждого, произнес: «За Школу. Здоровья и счастья всем друзьям». Она не увидела, как он выпил. Пространство сменилось.

Столп огня, выросший ниоткуда и уходящий в никуда, горел ровно и неколебимо, к нему слетались и в нем исчезали какие-то дымы, клочья копоти и обрывки тумана. Вокруг столпа плавно вращался огненный круг, пламя его было другим, неровным, то желтым, то красным, оно то вспыхивало, то почти гасло. Вдруг столп белого огня расширился и вобрал в себя весь круг, несколько мгновений в нем что-то происходило, пламя колебалось, возникли отдельные языки, потом все выровнялось, и не было уже ничего кроме гудящего ровного пламени.

— …Вы думаете так просто сидеть на вас глядеть? «Сидеть и думать про себя...» Это очень похоже на вокзал — все ждут поезда. А поезд-то уже ушел.

Она вынуждена была признаться, что так очаровалась процессами второго уровня, что напрочь потеряла первый, и не слышала, с чего начался разговор.

— Может, кто вопрос хотел задать?

— А что ты от нас ожидаешь?

— Ничего, совершенно ничего.

Когда человек не может освободиться от думания о себе, он видит мир в тени себя самого и называет это мраком Мира. Сумасшедший должен быть веселым, иначе он просто больной.

Однажды Мастер Юллу насобирал подаяния особенно удачно и вечером демонстративно пошел в кабак, устроил там большой дебош. Пьянка, гулянка, танцовщицы, деньги танцовщицам в положенные места распихивает. Возмутились правоверные. Быстро разнеслась весть по городу, собралась большая толпа у ресторана. Он выходит, песни поет. Избили его, измолотили страшно, бросили в арык и, довольные, разошлись. Думали, умер.

Утром приходят на базар, а он там танцует.

Он очень красиво танцевал.

Шейх взял чашу, не выбирая, налил из ближайшей бутылки, и с теми же неизменными словами пустил ее по кругу.

Она не заметно вышла на кухню, но замерла в дверях: там разговаривали.

— Почему я должна все это терпеть в моем доме? Хватит, что я зарабатываю на то, чтобы вся эта орава могла есть, пить и рассказывать мне как «много я теряю, погрузившись в социум», — женщина кого-то цитировала и передразнивала. — И эта пьянка у вас называется духовной практикой. Какой он шейх? Что я его первый раз вижу? Это просто какой-то театр для дураков!

— Может, ты все-таки успокоишься и посмотришь, — она узнала характерный голос Гри, который, беседуя, проявлял чудеса, чтобы одновременно ни на секунду не покинуть Круг. — Пока ты верила, вопросов не возникало, когда закрывается сердце, глаза видят только маску.