|
51 По времени он случился в возрасте двух с половиной лет — между предполагаемым наблюдением коитуса и соблазнением >ь Возможное побочное значение, что завеса представляет собою девственную плеву, разрывающуюся при сношении с отцом, не совпадает с условием излечения и не имеет никакого отношения к жизни пациента, для которого девственность не имела никакого значения. 33 Допускаю, что этот вопрос - самый тонкий во всем психоаналитическом учении Я не1 нуждался в сообщениях Адлера и Юнга, чтобы критически задуматься над возможностью, что утверждаемые анализом детские переживания - пережитые в невероятно раннем детстве! - скорее, основаны на фантазиях, сочиненных по поводу более поздних случаев, и что необходимо допустить проявление конституционального момента или филогенетически унаследованного предрасположения во всех тех случаях, когда в анализах находишь влияние такого детского впечатления на последующую жизнь. Наоборот, ничто не вызывало во мне больше сомнений, никакая другая неуверенность не удерживала сильнее от публикации/ТЯ первый открыл как роль фантазии для образования симптомов, тактГ «обратное фантазирование» в детстве более поздних наблюдений и последующую сексуализацию этих фантазий — на что не указал никто из противниковД(См. «Толкование сновидений», I изд., с 49 и «Примечание к случаю невроза навязчивого состояния», 1908, с. 164. Samml. Kl. Schrift. III. Folge.) Если я все-таки остался при своих более трудных и менее приемлемых взглядах, то это случилось благодаря аргументам, на которые наводит исследователя описанный здесь случай или любой другой детский невроз и которые я здесь предлагаю на суд читателя. 54 Намек на Stekel— Прим. пер. 55 Как указано выше, сцену с Грушей пациент припомнил сам, в возникновении этого воспоминания конструкции врача или его поведение не принимали никакого участия; изъяны в воспоминании о ней были анализом восполнены таким образом, что заслуживают названия безуп речного, если вообще придавать какую-нибудь ценность методу аналити ческой работы. Рационалистическое толкование этой фобии могло бы только сказать: ничего необыкновенного нет в том, что расположенный к боязливости ребенок получает припадок страха и от бабочки с желтыми полосками, вероятно, вследствие врожденной склонности к страху (См. Stanley Holl, A Synthetic Genetic Study of Fear Amer J of Psychology, XXV. 1914). He зная причины этому, ребенок ищет какой-нибудь связи в детстве для этого страха и пользуется случайным сходством имени и одинаковостью полос, чтобы сконструировать себе фантазию о приключении с нянькой, о которой еще сохранилось воспоминание. Но если побочные условия невинного самого по себе события — мытье пола, метла, ведро — проявляют в дальнейшей жизни такую силу, что навсегда и навязчиво обусловливают выбор объекта у этого человека, то фобия бабочки приобретает непонятное значение. Положение вещей становится, по крайней мере, столь же замечательным, как и предполагаемое мною, и пропадает вся выгода от рационалистического понимания этой сцены. Сцена с Грушей для нас особенно ценна, так как на ней мы можем подготовить свое суждение для понимания менее достоверной «первичной сцены». — 269 —
|