Психология Юнга и буддизм

Сопоставляя эти две системы, в них можно устано­вить многочисленные аналогии. Среди наиболее пора­зительных идея освобождения человека посредством внутреннего преобразования; идея о том, что психика несет в себе самой свой собственный потенциал осво­бождения; идея первостепенной важности непосред­ственного опыта; идея о необходимости быть первона­чально направляемым, но также о возможности избав­ления от всякого внешнего авторитета. Обе системы принимают разум ученика за его собственного руково­дителя и считают, что он должен найти в нем истину. Другая аналогия: верование, что не грех, а невежество, недостаток самопознания, находится в первооснове – страдания и делает человека рабом бессознательных импульсов. Тот, кто остается в невежестве, живет в ил­люзии и не может пережить опыт полноты. И, нако­нец, разумеется, в каждой из этих систем открытие бо­жественного внутри самого себя является центральной идеей: тот, кто приходит к гнозису, больше не будет христианином, он становится Христом.

Вот отрывок из гностического Евангелия Филиппа, которое удивительно сближается с фундаментальным тантрическим видением:

«...Вы видели дух, вы стали духом. Вы видели Христа, вы стали Христом. Вы видели [Отца, вы] станете От­цом... Вы видите самого себя, и то, что вы видите, вы этим станете».

А вот другой отрывок, где говорится, что Царство Божие является не чем иным, как символом преобра­зованного состояния сознания:

«Иисус сказал... «Когда вы сделаете два одним, и ког­да вы внутреннее сделаете подобным внешнему, а внешнее подобным внутреннему, и верх подобным низу, и когда вы сделаете мужское и женское одним и тем же... тогда вы войдете в [Царство]».

Кажется очевидным, что буддийские символы и хри­стианские гностические символы выражают одинако­вые внутренние опыты, и что ученик принимает для себя ту или другую систему, при этом принципиальное искание смысла и пространственно-временной трансценденции остается одинаковым. Следовательно, когда Юнг проник в глубины своей психики, придя таким об­разом к прямому знанию, выходящему из его собствен­ного преобразующего опыта, он сам стал звеном цепи древних мистических традиций, буддийской и хрис­тианской. Или, другими словами, в глубинах коллек­тивного бессознательного — или на высотах своего надсознания — Юнг одновременно совершил встречу со средневековым христианским мистиком, учителем Эккартом, и встречу с тантрическим учителем. Слова, выражающие несказуемый опыт, союз с Единым Разу­мом, или с Богом (который во всяком случае выше слов), а также инструменты, применяемые в этом про­цессе, могут отличаться, но сердцевина опыта остается одной и той же; в глубине этого опыта во время само­го краткого из мгновений всякое расстояние, разделяю­щее разные традиции, устраняется. И именно в этом я открываю для себя параллели между юнгианской сис­темой и тантрической системой. В остальном методы и техники, разработанные Юнгом в контексте западной традиции со своими собственными мифологическими образами в социально-культурных условиях современ­ной Европы и Америки, имеют маловажное значение. Они просто еще раз подтверждают необходимость оставаться укорененным в своей собственной культуре, и всякий буддист может лишь присоединиться к следу­ющему совету Юнга: «Мы должны прийти к восточ­ным ценностям изнутри, а не извне, и нам нужно их искать в самих себе...»