|
Я уже разъясняла, как мне удалось заставить тревогу проявить себя, снизив ее уровень в латентном состоянии. Как только она манифестировалась, у меня появился шанс частично развеять ее, благодаря интерпретации. Однако, тем временем выяснилось, что эффективнее она прорабатывается иным способом, а именно путем ее распределения между новыми предметами и интересами, благодаря чему она унизилась до уровня, приемлемого для Эго. Только дальнейший ход лечения сможет подтвердить, обретет ли Эго способность при таком количественном регулировании тревоги переносить и перерабатывать ее нормальный объем. В случае Дика речь шла, прежде всего, об изменении в ходе анализа основополагающего фактора его развития. Единственное, что могло сработать в лечении этого ребенка, который был неспособен дать себя понять и чье Эго было закрыто от любого внешнего воздействия, ‑ это настойчивые попытки отыскать доступ к его бессознательному и расчистить пути для развития Эго после смягчения бессознательных трудностей. В случае Дика, впрочем, как и в любом другом, подступы к бессознательному должны были пролегать через Эго. Изменения в ходе анализа доказали, что даже такое, крайне слабое развитие Эго, тем не менее, послужило достаточным условием, чтобы завязался контакт с бессознательным. С теоретической точки зрения принципиально важно, и я особо подчеркиваю, что даже в случае, когда нарушения развития Эго настолько серьезны, чтобы сохранялась возможность повлиять на него и развить как Эго, так и либидо, просто за счет изменений в ходе анализа бессознательных конфликтов. Причем, совсем не обязательно обременять Эго каким‑либо специальным обучающим воздействием, даже недостаточно развитое. Если Эго ребенка, который вообще не вступал в отношения с реальностью, смогло выдержать снятие отрицаний при помощи анализа и не разрушиться под натиском Оно, вполне очевидно, что всерьез опасаться, будто у детей‑невротиков (то есть в значительно менее экстремальных случаях) Эго может быть сокрушено разрушительным воздействием Ид, просто нет причин. Здесь также стоит отметить, что прежде неподдающийся никакому воспитательному воздействию, применяемому окружающими, в той мере, в какой психоанализ дал Эго возможность развиваться, Дик все больше открывался для такого воздействия, которое теперь могло следовать за инстинктуальными импульсами, мобилизованными анализом, и прекрасно соответствовало задаче контроля над ними. Нам остался прояснить только вопрос о диагнозе. Доктор Форсайт квалифицировал этот случай как dementia praecox (раннее слабоумие) и посчитал допустимой попытку применить психоанализ. Казалось бы, его диагноз, подтверждался уже тем фактом, что клиническая картина вполне согласуется со множеством типичных признаков dementia praecox у взрослых. Вернемся еще раз к описанию случая: он определялся почти полным отсутствием аффекта и тревоги, бросались в глаза отрицание ребенком реальности и недоступность, отсутствие эмоционального раппорта, негативистское поведение, чередующееся с проявлениями автоматической покорности, нечувствительность к боли, персеверации, ‑ все это симптомы, столь характерные для dementia praecox. Мало того, этот диагноз получил еще одно, дополнительное подтверждение: возможность органического заболевания исключалось на все сто. Во‑первых, потому что такового не обнаружил во время обследования доктор Форсайт, а во‑вторых, по факту выяснилось, что случай подлежит психоаналитическому лечению. Ведь сам ход анализа послужил мне доказательством и позволил окончательно отмести всякие подозрения о психоневрозе. — 65 —
|