|
[21] Для Мандельштама — хилого, слабого, нервного, непривлекательного — мечтания о величии Рима были способом самокомпенсации, идентификации себя с чем-то могущественным, формой самовозвышения, стремлением обрести исторические корни, более значительные, чем связанные с его народом, о котором поэт почти никогда ничего не писал и, кажется, даже не упоминал его существование. — 282 —
|