|
Девять
— Майки, ты спишь?
В дверях его спальни стояла Холли. Он тихо поворчал, надеясь, что она подумает, будто он еще спит. Но она не ушла.
— Майки? — Она забралась к нему в кровать и легла рядом.
Уже несколько недель не было ни одного дня, когда бы он не просыпался с необходимостью решать очередную проблему.
Он сделал глубокий вдох:
— Ну что еще?
— Мама опять пропала.
Он с трудом сел на кровати и протер глаза:
— А она у себя ночевала?
— Нет.
— Внизу смотрела? На балконе?
Холли кивнула и вложила ему в руку свой кулачок:
— Я и к соседям стучалась.
— И они ее не видели?
— Нет.
Майки вздохнул. Он знал, что матери нелегко приходится после всего, что случилось с Карин, но со времени предыдущего запоя прошло всего четыре недели.
Ему бы догадаться вчера, когда она сказала, что идет в паб «пропустить по маленькой». Видимо, «маленькая» превратилась в «большую», а значит, сейчас мать может быть где угодно. И с кем угодно. Он отыскал мобильник, но пропущенные звонки были только от Джеко и Сьенны. Он открыл список контактов:
— Не волнуйся, мы ей сейчас позвоним.
Холли придвинулась ближе, чтобы тоже слушать. После четырех гудков включилась голосовая почта. Голос матери извинялся за то, что она недоступна.
— А если она умерла? — дрожащим голосом проговорила Холли.
— Да брось.
— Нет, правда, откуда ты знаешь?
— Я все знаю, и она не умерла, ясно?
Он оставил сообщение с просьбой позвонить, сообщить, где она и когда собирается вернуться. Попросил сделать это как можно скорее.
— Ну вот, теперь все в порядке, — сказала Холли, как будто все действительно было так просто.
Он повернулся к ней — ее глаза блестели.
— Через пять минут встаем, — сказал он, — а пока разрешаю думать только о хорошем.
— Ладно. — Она вытянула шею, чтобы видеть часы. — О футболе можно?
— Да.
— Тогда буду перечислять футболистов по алфавиту. Осей Ардайлс, Димитар Бербатов, Клеменс, Дефо...
— Супер. А можешь про себя?
Она лежала, напрягшись от сосредоточения. Он почти слышал, как она думает. И пока она перечисляла, прослушал остальные сообщения. Обиженное — от Сьенны: мол, куда вчера вечером запропастился, не хочешь зайти в гости, ведь сегодня утром не работаешь? Тревожное — от Джеко: новый план; позвони, когда проснешься, и я за тобой заеду.
Майки откинулся на подушки и поразмышлял, может ли жизнь быть еще хуже, чем у него сейчас: Карин изнасиловали, виновник так и не наказан, мать пропала, а друг и девушка, вместо того чтобы помогать, только давят на психику. Закрыв глаза, он попытался отвлечься, мечтая о Лондоне. В Лондоне он будет работать в отеле. Носить настоящую белую форму шеф-повара, и оборудование у него будет под стать: формы для запеканок, для тортов со съемными бортиками и профессиональные ножи. И еще много всяких штук, о существовании которых он пока даже не подозревает.
Холли снова встревожилась. Он почувствовал это по тому, как изменилось положение ее тела, словно ей вдруг стало тяжело дышать. Она повернулась к нему:
— Что, если маму сбила машина?
— Да не сбила.
— Или она поехала кататься на лодке и утонула.
— Нет.
— Или самолет разбился, а она как раз стояла внизу.
Майки сказал, хватит молоть ерунду, пусть лучше готовится к школе — и так они уже опаздывают. Потом пошел в ванную, взяв с собой телефон, и снова попытался дозвониться матери. Безрезультатно. Отправил Джеко сообщение. И Сьенне. Обоим одно и то же: «С удовольствием». Кто первый ответит, с тем он и встретится. Тусоваться с Джеко или кувыркаться в кровати со Сьенной — пусть судьба решит. Его уже тошнит от необходимости решать за других.
Он стоял над унитазом и смотрел в зеркало. Вид у него был сердитый. Сбрызнув лицо холодной водой, он почистил зубы. Зубная паста почти кончилась; еще один пунктик к списку в голове.
Когда он вышел из ванной, Холли сидела на лестнице и ела чипсы из пакета. На ней по-прежнему была пижама.
— Ты что делаешь?
— Моя одежда в комнате, а Карин меня не пускает. Я стучалась, но она молчит. — Холли сунула ломтик в рот. — Наверное, тоже умерла.
— О господи! — Майки постучал в дверь.
Он посмотрел на часы. Занятия начинаются в девять — значит, у них всего пять минут на дорогу. Опоздавших записывают в специальный журнал.
Он повернулся к Холи:
— А кроме как в комнате, совсем нигде одежды нет?
— Нет.
Он постучал музыкальным стуком, чтобы хоть как-то развеселиться. Тук-тук-тук, туккити-тук. Потом по-полицейски: бум-бум кулаком. Стучал решительно, но Карин не поддавалась.
— Можно сломать дверь, — предложила Холли. — В экстренных случаях разрешается.
Он улыбнулся. Холли улыбнулась в ответ. Он и забыл, как прекрасна ее улыбка; не желая, чтобы она погасла, Майки прокричал «Сезам, откройся!» и «Абракадабра!» из сказок «Тысячи и одной ночи», которые она обожала. Потом притворился серым волком, способным снести дверь, только дунув разок:
— Сейчас как дуну, как плюну, полетят клочки по закоулочкам!
Холли улыбалась, но Карин, похоже, было все равно. Он склонился к двери, чувствуя свое дыхание.
— Пожалуйста, Карин, поговори со мной. Я же твой старший брат, — сказал он, — ты можешь мне верить — я все сделаю, чтобы помочь, только открой, пожалуйста, дверь.
Когда Карин наконец отодвинула стул, которым застопорила дверную ручку, Холли запрыгала на одной ножке и вскинула кулачки — ура! В комнате было жарко и душно. Карин лежала на нижней полке двухэтажной кровати лицом вниз, зарывшись головой в подушки. На ней был вчерашний спортивный костюм. Она носила его уже несколько дней, а теперь, видимо, начала в нем и спать.
Холли тут же подбежала к ней.
— Зачем заперлась? — накинулась она на сестру, пнув ту голой ногой. — Это и моя комната тоже! Если с тобой случилось что-то плохое, это вовсе не значит, что можно вести себя как хочется!
Карин перекатилась на спину. У нее был изумленный вид, как у человека, вышедшего на дневной свет спустя много часов, проведенных во тьме.
— Повтори, ты что только что сказала... — пробормотала она.
Майки решил вмешаться:
— Так, хватит! Холли, бери вещи и иди одевайся. Холли еще разок пнула Карин напоследок, взяла две
школьные рубашки из груды грязного белья и понюхала их:
— Пахнут.
Майки взял рубашки, понюхал, проверил пятна и вручил Холли ту, что почище. К списку в голове добавился новый пункт: стиральный порошок.
Холли очень медленно поплелась к двери, но у самого выхода остановилась, положив руку на дверную ручку.
— Холли, ОДЕВАЙСЯ!
Он знал, что она не выносит его крика, но зато так дело сразу пошло быстрее. Она высунула язык,"хлопнула дверью и, громко топая, прошагала по коридору в ванную. Дверью ванной тоже хлопнула, для порядка.
Майки подвинул стул к кровати и сел:
— Ну, как дела?
Карин взглянула на него. Лицо ее распухло от слез.
— Мама ушла.
— Да, знаю.
— Это из-за меня, да? Я ее напугала.
— Да ты ее знаешь. Ее все пугает.
— Нет же, это из-за меня. С тех пор как все случилось, она и пьет больше, заметил? И спит весь день.
За ее спиной, в окне, Майки разглядел газон, заваленный мусором, и другие квартиры в доме. Странно было думать, что остальные люди все еще лежат под одеялами, жмут кнопки звонка на будильниках и зарываются под подушку, чтобы урвать еще пару минуток блаженного сна.
Карин вытерла лицо — из глаз снова катились слезы.
— Я, как могу, помогаю, но, кажется, у меня ничего не получается. Вот Холли сейчас попросила, чтобы я ей заплела косички, а у меня руки так дрожали, что я не смогла! Ну что за бред? Я потому ее и выгнала, чтобы она меня не расстраивала.
Майки проверил телефон. Ноль сообщений. Может, сходить все-таки к Сьенне? Эта никогда не откажет.
— Надоело мое нытье слушать, да? — проговорила Карин.
— Да нет, ной сколько угодно.
— Надоело, знаю. — Она села, подтянув колени к груди, и обняла себя. — Мне иногда даже кажется, что ты мне не веришь.
— Я же сказал, что разберусь с этим ублюдком.
— Это ты все время твердишь. Но если ты его побьешь, это ничего никому не докажет.
— Докажет, что с нами шутки плохи. Вернулась Холли и села на ковер:
— Ну что тут у вас? Майки повернулся к ней:
— Холли, что это ты на себя напялила?
— А все остальное грязное.
— Нельзя в футбольной форме в школу!
— А школа закрыта. По телевизору только что передали.
Он рассмеялся. Холли тоже.
Карин мрачно вперилась в него взглядом:
— Побьешь его, и будут у тебя неприятности. Это-то как нам поможет?
Он бросил на нее гневный взгляд, давая понять, что не стоит обсуждать такие вещи при Холли. Восьмилетний ребенок не сможет держать язык за зубами. Он рассердился на нее, почувствовал, как гнев закипает внутри.
Холли растерянно моргала:
— О чем это вы?
— Ни о чем. Неважно.
— Но я хочу знать.
— Я тебя очень прошу, — взмолился Майки, — пойди и оденься нормально. — Он потер затылок: начиналась мигрень. — Знаешь, что: если оденешься в школьную форму и прибежишь сюда не позже, чем через пять минут, я с тобой после школы во дворе мячик погоняю .
— Это подкуп.
— Ну да.
Холли нахмурилась:
— Не пройдет.
— Может, ей лучше остаться дома? — вмешалась Карин. — Тебе же так проще.
Майки так и не понял, серьезно она это или нет. Может, ей просто не хотелось оставаться одной.
— Я не против, — оживилась Холли. — Буду рисовать. А потом пойдем играть в футбол.
Майки задумался. Нет, жизнь должна вернуться в нормальное русло. Холли и так в последнее время много занятий пропустила. Если не наладить хоть какой-то режим, вся их семья покатится к черту.
— Нет, — отрезал он, — мы сделаем так. Холли наденет форму, я пойду посмотрю, есть ли что на кухне из еды. Потом вы с Холли позавтракаете, я отведу ее в школу, и мы, так и быть, запишемся в журнал опозданий. А ты, Карин, останешься дома, приберешься и придумаешь, что приготовить на ужин, чтобы, когда Холли вернется, еда была на столе.
Карин покачала головой:
— Как она пойдет в школу, если ее некому забрать?
До него не сразу дошел смысл ее слов. Обычно Холли забирала мать, но матери не было. Карин не выходит из дому — значит, остается только он. Смена у него заканчивается в девять, и если не удастся отпроситься пораньше — значит, без вариантов.
Он заперся в ванной и сел на унитаз, пытаясь все обдумать. Долго там сидел, надеясь, что все как-то само решится. Вспомнил парня, которого вчера показывали по телевизору. Его отправили в Ирак в восемнадцать лет, и он бегал там в пекле под выстрелами снайперских винтовок. А Карин сказала: вот это мужество. Но бедолага перед камерами трясся, и глаза у него были как у чокнутого — в них поселился страх и еще что-то, вроде чувства вины. Разве это мужество?
Майки отмотал туалетной бумаги и вытерся. Посидеть на унитазе всегда помогало — мир как будто становился на свои места.
Сообщения пришли одно за другим, когда он мыл руки. Джеко сказал, что заедет в десять. Сьенна ждала его через полчаса. Он склонился над раковиной и закрыл глаза. К тому моменту, как он отведет Холли в школу, он уже не успеет ни на одну из этих встреч. Он словно жонглировал блюдцами, всем пытаясь угодить: нельзя было уронить ни одного.
Он ответил Сьенне: о’кей. И Джеко: в одиннадцать у Сьенны.
Холли снова сидела на лестнице. Она надела форму и пальто, взяла сумку с учебниками и даже попыталась сама заплести себе косу.
— Не волнуйся, — проговорил он, — можешь никуда не идти.
— Но я хочу, — ответила она.
— Можешь остаться дома с Карин.
— Но у нас сегодня поделки, мои любимые.
— Я тебя уже не успею отвести — дела возникли. Да ты и сама хотела дома остаться, разве нет?
— Нет.
Он присел рядом, и она взглянула на него. В глазах были слезы.
— Ну что такое? — вздохнул он.
— Я думала, ты тоже будешь дома. У тебя же выходной! Не хочу оставаться одна с Карин. — Она, сунула палец в рот и уставилась на свои туфли. — Мне с ней грустно.
У Майки сердце сжалось. Он схватил Холли за плечи и заставил ее посмотреть на него:
— Слушай, мы уже и так на полчаса опоздали. Если я тебя сейчас поведу, будут проблемы. Они меня отругают, а потом и маму. Забрать тебя некому, и за это нам тоже достанется. А потом они пришлют к нам какую-нибудь тетку вынюхивать, что к чему. Что это значит, не надо объяснять?
Холли кивнула. При мысли о детском приюте глаза у нее расширились от ужаса. Этот прием срабатывал каждый раз.
Вслед за ним она спустилась по ступеням и села на ковер в коридоре. В гостиной орал телевизор. Слава богу, Карин хоть из комнаты нос высунула.
Майки сел на нижнюю ступеньку и стал надевать кроссовки:
— Если мама вернется, пусть мне напишет.
— А она скоро придет?
— Может, и скоро. — Ему удалось не сказать ей правду, но и не соврать.
— А если не придет?
— Тогда можешь весь день смотреть с Карин телевизор. Скажи, что я разрешил половину программ выбрать, идет?
— Сам скажи.
Но ему не хотелось заходить в комнату — вдруг Карин начнет умолять его остаться? Раз он хочет успеть к Сьенне до встречи с Джеко, надо выходить немедленно.
Он чмокнул Холли в макушку:
— Вернусь чуть позже и в магазин забегу. Принесу чего-нибудь вкусненького.
— А что, если ты под автобус попадешь?
— Не попаду.
— Но если все-таки попадешь? — Она смотрела на него серьезными глазами. — Не уходи, пожалуйста.
Но он должен был вырваться. Не может же он и вправду пасти их целыми днями. Он натянул куртку, застегнул молнию и, словно Кинг-Конг, ударил себя в грудь. Обычно Холли смеялась, когда он так делал, но только не сегодня.
— 9 —
|