|
Десять
— Все знают: Карин Маккензи — шлюха.
Элли не знала эту девчонку, как и других, что подошли к ней на площадке и встали вокруг группками, тихонько подслушивая.
— Она еще в восьмом классе всем давала, — продолжала девушка. — И потом неделями хвасталась, как все было. А помнишь, что говорили про нее и того парня из колледжа?
Элли кивнула. Карин — лгунья, и в семье у нее одни сумасшедшие. Напилась и переспала с Томом, потом утром передумала. Элли жалела, что не вернулась в школу раньше. Никогда еще она не была так популярна.
— Говорят, у нее крыша поехала, — вмешалась другая девчонка. — Она теперь боится выйти на улицу и стала алкоголичкой.
— Это все из-за угрызений совести, — сказала первая. — Раз уж пришла к парню домой разодетая как шалава, не удивляйся, что он на тебя набросился.
Кое-кто из парней рассмеялся. А один из них хлопнул Элли по спине, будто они старые друзья.
— Так значит, твоего братца по двум статьям привлекли? — спросил он.
— Ээ... о чем ты, не понимаю...
— Ну, ей же всего пятнадцать, так? — Он склонился к ней, лыбясь во весь рот. — Статья за совращение малолетних и за то, что поленился спросить, хочется ей или нет.
Не успела она огрызнуться, чтобы он проваливал, как подошли Ребекка и Люси из ее класса. Люси схватила ее за руку:
— Вернулась!
— Да.
— А мы уж не думали тебя увидеть.
Ее засыпали вопросами: была ли она дома, когда все случилось? правда ли, что утром разговаривала с Карин? сказала ли та ей, что собирается донести копам?
Элли пыталась сохранять спокойствие, но у нее было такое чувство, будто она пробежала несколько лестничных пролетов или у нее вдруг начался приступ астмы. Одно дело слушать, как другие говорят, и совсем другое — когда тебя заставляют припоминать все подробности.
— Мне нельзя это обсуждать, извините. Ребекка, кажется, расстроилась.
— Но мы никому не расскажем!
Элли ухватилась за самый веский предлог:
— Мне в полиции запретили. Люси обняла ее за плечи:
— Но мы же друзья.
Элли огляделась. Какой-то парень помахал ей рукой, когда их взгляды встретились; другой покачал головой, словно был разочарован. Люси закусила губу, отстранилась и проговорила:
— Ну ты и молчунья, Элли Паркер.
Элли, под их усмешки, зашагала прочь. Так вот значит, как чувствуют себя знаменитости — не в силах отличить настоящее от фальшивки, просто улыбаются и не реагируют ни на что.
Чтобы убить время, она прогулялась по площадке, опустив голову и не отводя глаз от своих туфель, отмеряя шаги. Скоро все кончится, прозвенит звонок, и она пойдет в класс, где будут учителя и задания. А через несколько дней главным предметом сплетен станет кто-то другой. Просто надо пережить эти дни.
Но когда раздался звонок, оказалось, что не так уж просто пробиться к дверям класса. Какой-то парень тронул ее за рукав и прошептал:
— Твой братец — педофил.
Еще один спросил, как дела у Тома, и, когда Элли ответила «хорошо», огрызнулся:
— А жаль.
А потом к ней подошли три девчонки, которые раньше никогда даже не смотрели в ее сторону.
— И как у Тома дела? — спросили они наперебой, изобразив тревогу и озабоченность, как будто были его тремя женами.
— Ммм... хорошо, спасибо.
— Скажи, что мы за него кулачки держим. Что Лили, Элис и Кейтлин передавали привет.
— Хорошо, спасибо. Передам обязательно.
Когда она вошла в класс, повисла напряженная тишина; все взгляды обратились к ней, пока она пробиралась на свое место. Конор Локхед, местный хулиган, подошел и сел на край ее парты.
— Эй, — сказал он, — а правда, что твой братец изнасиловал девчонку?
Элли села, не обращая на него внимания.
— Он в тюряге, что ли? — не унимался Конор.
— Нет.
— Так значит, не насиловал?
— Нет.
— Он в колледж вернулся?
— Пока не разрешили. Конор, кажется, не понял.
— Ты же вроде сказала, он не виноват.
— Не виноват. Послушай, мне нельзя говорить на эту тему.
Она достала бумагу и ручку и уставилась на пустой лист. Нарисовала дерево, на ветках которого росло множество голов, оскаливших зубастые пасти. Ей хотелось, чтобы у нее был друг, чтобы кто-то сейчас сидел рядом и охранял ее.
Вошел мистер Донал, кашлянул и, завидев Элли, улыбнулся:
— С возвращением.
И все. В руках у него была стопка тестов; он быстро раздал их, и вскоре они были уже заняты подбором решений. Великолепный план. Полная тишина. Никаких разговоров. Ни пошевелиться, ни встать, ни выйти в туалет; никто не пройдет мимо и не толкнет ее локтем в спину. Но идиллия длилась всего пятнадцать минут, а потом прозвенел звонок на первую перемену.
На математике первым к ней подошел Дэнни, шести футов росту, единственный парень, с которым она целовалась. Он пригласил ее на последний танец на рождественской вечеринке, а с тех пор они не разговаривали. Она краснела каждый раз, когда видела его, и сегодняшний день не был исключением.
— Слышал про твоего брата, — сказал Дэнни. — Мне жаль.
Спасибо.
Суд уже назначили? Она покачала головой, зная, что выглядит угрюмой букой, но у нее ни слова выдавить не получалось, она едва могла взглянуть ему в лицо. Не так она представляла себе их следующий разговор.
— Что ж, удачи вам.
Он ушел, но эстафета продолжалась: не успела даже краска сойти с ее лица, как палочку подхватила подруга Карин.
— Вся школа только о тебе и гудит, — протянула она.
— Обо мне или брате?
— Ну, поскольку его здесь нет, значит, остаешься ты.
Элли уставилась в учебник по математике, моля учителя поторопиться, и попыталась отвечать как можно более односложно.
Девчонка тем временем склонилась к ней:
— Карин никого не хочет видеть. Заперлась в квартире и не выходит на улицу. Ты это своему братцу передай.
— Мне запретили говорить на эту тему. Но девушка как будто не слышала ее слов:
— Мы ей посылаем сообщения, но она не хочет с нами встречаться. Ни с кем. Даже со Стейси.
— Извини, но мне нечего сказать.
— Неужели тебе не стыдно? Элли бросило в жар.
— С какой стати мне должно быть стыдно?
— Ну, знаешь, если бы я была единственным человеком в доме, когда рядом кого-то насиловали, то меня бы совесть загрызла!
У нее как гора с плеч рухнула, когда вошел мистер Фэриш и наконец начался урок. В тетради Элли записывала формулы, но в голове пыталась воссоздать последовательность событий, словно раскладывая фотографии в хронологическом порядке. Вот Том приводит к ним домой Карин, Стейси и троих приятелей. Субботний вечер, родителей нет дома. Элли поднимается наверх. Чуть позже выглядывает в окно и видит Тома и Карин — они обнимаются. Еще позже целуются на лестнице у двери в ее комнату. Рука Тома ползет по спине Карин. Та поднимает ножку, обутую в туфлю на каблуке, и прижимается к нему плотнее.
Никто не знал о том, что Элли видела этот поцелуй, ни одна душа в мире. Если Тому нравилась Карин, а он нравился ей, зачем ему обижать ее? Зачем брать то, что она готова была отдать и так?
За математикой шел английский — последний урок перед большой переменой. Одноклассники или настойчиво задавали вопросы, или сидели молча и сверлили ее взглядами. Может, когда все наконец насмотрятся на нее и определятся со своим отношением, все вернется на круги своя и они и дальше будут вести себя так, как раньше, то есть не замечать ее в упор?
На перемене в коридоре оказалось не так уж ужасно. Никто ее не толкал, не пихал и не прижимал к шкафчикам. В туалете была лишь одна другая девочка, и та улыбнулась и просто поздоровалась.
Элли начала расслабляться. Не так уж все плохо. Вот Карин сейчас намного хуже — сидит в своей квартире, ни с кем не общается. Наверняка жалеет, что заварила эту кашу, и мечтает, чтобы Том был ее парнем, а не злейшим врагом.
И вот когда она увидела Стейси с подружкой на скамейке под деревьями, то сразу решила, что сделает.
Вдруг преисполнившись мужества и уверенности, подошла и встала перед ними. Те в полном изумлении уставились на нее. Но отступать было уже поздно.
— Как там Карин? — спросила она. Стейси медленно покачала головой:
— Ты со мной разговариваешь?
— Да. Я спросила, как Карин.
— Отвянь.
— Мы с тобой встречались, когда ты тогда пришла ко мне домой, помнишь? Я знаю, что вы дружите, и не хотела делать вид, будто мы не знакомы. Я так решила.
— Решила? — Стейси скривилась, будто в рот ей попало что-то горькое.
— Да. — Элли поняла, что вся красная, и возненавидела себя за это. — Говорят, она не выходит из дому.
Стейси встала и сделала шаг ей навстречу. У нее были тонкие губы и бледная кожа. Глаза карие. Раньше Элли этого никогда не замечала.
— Если бы твой долбанутый братец мне слал сообщения с угрозами, я тоже боялась бы выйти.
— Но ему запрещено посылать ей сообщения...
— Я говорю о том, что было до того, как она сказала, что пойдет в полицию.
Элли покачала головой. Она понятия не имела, о чем это Стейси.
— Но как она сейчас? Меня вот что интересует. Стейси подошла еще на шаг:
— Карин не выходит из квартиры, не хочет общаться с нами, не ходит в школу. У нее нервный срыв. Довольна?
— Мне очень жаль.
— С чего бы это? Что ты сделала, чтобы жалеть?
— Ничего. Мне просто жаль. Можешь передать ей это?
— Думаешь, ей есть дело до твоих гребаных сожалений?
От унижения у Элли все лицо горело, и шея, и грудь. Даже кончики пальцев. Она отвернулась. Но Стейси схватила ее за рукав:
— Никуда ты не пойдешь!
Элли вырвала руку и попыталась пройти мимо них, но Стейси с подругой окружили ее с двух сторон и начали теснить к забору. Идеальный маневр — они его словно отрепетировали. Встали перед Элли, загородив ей путь. Она попыталась ответить им твердым взглядом, но трудно было сосредоточиться: площадка плыла перед глазами.
— Ты почему копам ничего не рассказала? — рявкнула Стейси.
— Потому что ничего не видела.
— Это как?
Обе девчонки сверлили ее глазами. Элли попробовала их оттолкнуть, но они толкнули ее в ответ. Она споткнулась и чуть не упала.
— Ты где была в ту ночь? — спросила Стейси.
— Спала.
— Ну да, надо же! — огрызнулась ее подружка. Другие заметили их перепалку. Трое парней наблюдали за ними, стоя у забора.
— Девки дерутся, — усмехнулся один.
Но Элли совсем не хотелось драться. Однако теперь на них все смотрели, и она просто обязана была что-то сделать, что-то сказать. Если не защититься, она будет выглядеть глупо. Или, еще хуже, так, будто ей действительно есть чего стыдиться.
Она снова попыталась вырваться:
— Выпустите меня. Стейси откинула голову:
— Или что? Что сделаешь, сука? Изнасилуешь меня? Она перешла на крик. Подбежали ребята.
— Она мне угрожала, слышали? — рявкнула Стейси, повернувшись к ним. Ее глаза сверкали.
Все больше и больше ребят сбегалось на шум. Элли поплохело. Да что же это такое? Что творится? Ей показалось, что ее сейчас вырвет.
— Отпустите меня.
— С какой радости?
— Ведь я вам ничего не сделала.
— Но ты лживая сестрица ублюдка — вот ты кто! И тут в Элли закипела ярость, как молоко на плите.
— А ты, Стейси? Как назвать ту, кто бросает лучшую подругу, чтобы остаться наедине с парнем?
— Я ее не бросала, а оставила с твоим братцем. Мне-то откуда знать было, что он маньяк?
— Зачем ему было ее насиловать, раз она сама вешалась ему на шею?
— Затем что он педофил и извращенец, как и вся ваша семейка. — Стейси закатила глаза, играя на публику. — Мать твоя с собаками трахается небось.
— Ну да, конечно. — Элли сложила руки на груди. — Что еще скажешь?
— Что ты сука.
— Повторяешься.
— Уродина недотраханная.
— Очень оригинально. — Элли сделала шаг. В голове прояснилось, мысли, горячие и яркие, вспыхивали, как фитили. — Но я хоть не жирная.
Стейси в ужасе оглядела себя:
— Я не жирная!
— Самовнушением занимаешься?
Рядом кто-то рассмеялся, и Элли ощутила неподдельное удовольствие. Стейси облизнула пересохшие губы.
— Ну же, — подначила ее Элли, — неужели ничего больше придумать не можешь? Или на самом деле такая тупая, как кажется?
— Сама тупая.
— Это как это?
— Ботанка. Взгляни на себя, на колготки, на туфли свои дурацкие.
На лице у Стейси был слой крем-пудры цвета загара. По линии скул слой кончался, и виднелась некрасивая пограничная линия. Лоб и нос были покрыты россыпью прыщей. Она вспотела.
Элли пожала плечами:
— Переодеться всегда можно, а вот с твоим лицом что-то сделать, увы, будет сложнее.
И снова хохот.
В ее ушах стучала кровь.
— Но не волнуйся, Стейси. В темноте прыщи не видно. Толпа одобрительно засвистела. Краем глаза Элли заметила, что кто-то пытается пробраться к ним ближе, но другие отталкивают его:
— Дай им разобраться, чувак.
Тут Элли прошлась по поводу фальшивого загара Стейси, ее жирных коленок и дешевых серег из пластика. Вокруг все смеялись. Над Стейси — не над ней. Все ругательства, какие она когда-либо слышала в девчачьих перепалках, вдруг посыпались из ее собственного рта. Скажет первой — значит, Стейси будет уже нечем ответить. Как письмо, написанное отравленными чернилами, — передай дальше или умрешь. Она забрасывала Стейси оскорблениями: мол, той стоит подать в суд на собственных родителей, а если мозги загорятся, не пытаться тушить пожар, нассав в ухо. Толпа лишь подбадривала ее.
Это было похоже на плевки. Набираешь слюны в рот и харкаешь. Плевок остается, а ты уходишь, как ни в чем не бывало. Но Стейси так просто не сдалась. Она схватила Элли за волосы и дернула сильно-сильно. Элли схватилась за голову, чтобы защититься, и тут Стейси ее ударила. Боль пронзила щеку, шея откинулась.
— Ну как, нравится? — прошипела Стейси с перекошенным лицом, брызжа слюной. — Еще хочешь?
Она снова дернула ее за волосы и влепила вторую пощечину.
Тут в голове у Элли что-то выключилось, как будто мозг вдруг размяк. Она утратила дар речи. Нет! Нет! Ей этот спор не выиграть. Все, что Стейси не в силах была сказать, она компенсировала физически.
И тут случилось чудо.
— Учитель идет!
Толпа расступилась, и появился учитель.
— Хватит! — прокричал он. — Стейси Кларк, ты что это устроила?
— Я? Да это не я! — возмутилась Стейси. — Все эта ненормальная!
Но волосы отпустила.
Элли вырвалась, пощупала голову, потом щеку. Открыла один глаз и увидела мистера Морриса, учителя истории.
— Ты как, в порядке? — спросил он.
Голова у нее горела, а мир вокруг словно стал ярче.
— Да, — ответила она.
— Хорошо, потому что тебе придется пойти со мной. Мистер Моррис усадил Элли в приемной директора и
дал ей листок бумаги и ручку.
— Опиши все, что случилось, — велел он. — С самого начала, в подробностях. Я скоро приду.
Стейси он увел с собой. Выходя, та бросила на Элли убийственный взгляд через плечо.
Элли уставилась в листок. Тот менял цвет с кремового на белый, отливал то голубым, то серым. Может, у нее сотрясение мозга? Что, если Стейси ей голову сломала?
Она написала вверху листка свое имя и подчеркнула его. Ручка была синяя.
Потом перевела взгляд на секретарей — их было двое, они сидели за компьютерами и не обращали на нее никакого внимания. На скамейке в фойе увидела бледного мальчика; тот держал на коленях пальто. А за дверьми двор опустел, шум утих — все снова вернулись в классы.
У нее сейчас рисование. Единственный предмет, которого ей так не хватало.
Она снова уставилась на листок бумаги. Он напомнил ей о полицейском участке и двух детективах, что сидели за столом напротив. Хороший коп и плохой. Как же долго они ее расспрашивали. Где ты была? Нет, где конкретно? А с кем был твой брат? Во сколько? Нам нужна только правда, Элли, твердили они.
Что ж, правда была в том, что ей нечего было больше сказать. Она написала это большими буквами на чистом листке бумаги, встала и вышла из приемной. Одна из секретарш на секунду подняла глаза и тут же вернулась к своим делам. Видимо, решила, что Элли недостойна ее внимания. Мальчик в фойе вздрогнул, когда она прошла мимо. Может, стоит залупить ему, чтобы не боялся напрасно? И что с ней тогда сделают? Как низко она может пасть?
Шаркая ногами, она миновала пустой двор,распахнула пальто, взъерошила волосы так, что те разлетелись во все стороны, расстегнула верхнюю пуговицу на рубашке и подвернула юбку. Порыв ветра пробрался под подол. Все краски вдруг стали резче: свет солнца, заливающий землю, силуэт одинокой чайки, нарезающей круги над рекой.
На мосту она остановилась. Что-то в ней изменилось. Она ощущала себя нарушительницей, и это было так приятно — словно что-то спящее внутри наконец вырвалось наружу. Как будто она начала жить по-настоящему. Перестала быть русалкой, которая весь день лишь причесывает волосы гребешком и торчит на дурацкой скале. Мысленно она сожгла этот образ в своей голове, наблюдая, как вспыхивают чешуйки и, переливаясь серебром, уходят под воду.
Она восстанет из пламени, как Феникс из «Людей Икс»* — красноглазая и такая злая, что сможет всю Вселенную уничтожить одной лишь силой мысли.
Если уж она стала Фениксом, дальше все возможно.
— 10 —
|