Полужизнь

почтением. Мой отец легко перенял этот образ жизни. Он выучил английский,

закончил школу и вскоре поднялся по служебной лестнице гораздо выше своего

отца. Он стал одним из секретарей махараджи. Таких чиновников было много.

Они носили красивые ливреи, и в городе к ним относились как к маленьким

божкам. Думаю, отец хотел, чтобы я тоже выбрал этот путь и продолжил

начатое им восхождение. Ведь он как будто вернулся к той спокойной жизни,

какую вели при храме наши предки до тех пор, пока деду не пришлось бежать

из родных мест.

Но во мне была какая-то бунтарская жилка. Может быть, я слишком часто

слушал, как дед рассказывал о своем побеге и о своем страхе перед

неизвестным, о тех ужасных днях, когда он погрузился в себя и не видел, что

происходит вокруг. С возрастом мой дед стал чаще сердиться. Тогда он

говорил, что члены нашего древнего клана вели себя очень глупо. Они видели

приближение беды, но не сделали ничего, чтобы спастись. Он и сам, говорил

дед, откладывал свой побег до последнего момента; вот почему, приехав в

большой город, он был вынужден прятаться во дворе храма, как подыхающее с

голоду животное. Для него это было очень сильное выражение. Слушая его, я

забеспокоился. У меня появилось смутное подозрение, что жизнь, которую все

мы ведем в большом городе, при дворе махараджи, не продлится долго, что эта

безопасность тоже кажущаяся. Такие мысли нагоняли на меня ужас, потому что

я не знал, как мне защитить себя от грозящего краха.

Видимо, я созрел для политической деятельности. Тогда вся Индия кишела

политиками. Но в штате махараджи не существовало движения за независимость.

Оно находилось под запретом. И хотя нам были известны громкие имена и

громкие события, мы наблюдали за всем этим как бы со стороны.

Я поступил в университет. Предполагалось, что я получу степень

бакалавра гуманитарных наук, а потом, если повезет, стипендию махараджи,

которая позволит мне заниматься дальше техникой или медициной. Потом я