|
– Присаживайся, Янус. Два шага вперед, я выдвигаю стул, аккуратно, так, чтобы не слишком греметь. У меня влажные ладони. Опускаюсь на стул, пододвигаю его под себя. Все под контролем. Смотрю на полку, на справочник в кожаном переплете. Если что, сначала выбью ему зубы, а потом разобью окно. Петерсон пару раз сухо и отрывисто кашляет, прикрыв рот тыльной стороной руки. – Мы собирались поговорить с тобой о выписке, Янус… Петерсон так и не смог избавиться от шведского акцента. Когда он устает, его практически невозможно понять. Двадцать лет он работает в Дании. У него жена-датчанка, взрослый сын, может, даже внуки, но от акцента ему никуда не деться. Эмигрант хренов. Луком небось весь подъезд провонял. Петерсон – дружелюбный мужчина, с добрым лицом, с отрешенным, будто не от мира сего, взглядом. Не ему же приходится нас привязывать, драться с нами, подтирать за нами в коридорах. В темно-каштановых волосах отдельные седые вкрапления, побрит небрежно. Знающий, должно быть, врач. Но только не здесь, в других местах: на конференциях, совещаниях. – Ну как, не передумал, хочешь, чтобы я тебя выписал? Я спокойно киваю, рассчитанным движением наклоняю и снова выпрямляю голову. Голова должна сидеть прямо, не клониться вправо или влево, не свисать на грудь: нас, шизофреников, всегда можно узнать по тому, как мы держим голову. Петерсон вынимает из кармана клетчатой рубашки очки для чтения и склоняется над лежащими на столе бумагами. – Да, вижу, у тебя колоссальный прогресс… Он снова снимает очки и смотрит на меня отсутствующим взглядом: – Сколько тебе лет, я забыл? – Двадцать четыре. Мне двадцать четыре года. – И ты хочешь, чтобы я тебя выписал… Киваю и выравниваю голову. Он смотрит на меня испытующе: – Как думаешь, справишься? – Да. – И мне никак не уговорить тебя переехать в пансионат? – Нет. – Для тебя это самый простой выход. – С таким же успехом я могу остаться здесь. – Если ты так на это смотришь… – Он поскреб щетину. – Если ты будешь принимать лекарства. И посещать врача… Он устало машет рукой, словно не желая заканчивать фразу, но я знаю, что он хочет сказать. Он снова смотрит в бумаги. Наступает критический момент. Время замерло. Вот сейчас ему может прийти в голову какая-нибудь мысль, которая заставит его передумать. Сейчас. Я увижу, как он возьмет ручку, проведет рукой по не очень чистым волосам, подумает о весенней Упсале и поставит свою подпись. Хлопок по плечу, собранный чемодан, и вот я на свободе. Рука движется, и в какой-то момент все выглядит так, будто он хочет взять ручку, но тут он снова поднимает голову: — 4 —
|