|
Видимо, сладчайшее заключается в том, чтобы, уменьшая шаг дискретности мысли, совместить ее предельную разнородность со всеми режимами интенсивности. Тогда зазор между фикцией и реальностью практически исчезнет. Для этого все наличные сущности должны подвергнуться пересмотру и распределиться по рубрикам. Возможно, здесь мир сталкивается еще с одним фундаментальным проектом подмены основания. Во всяком случае, нет такого явления духа, которое Секацким не было бы учтено и обработано. Вся эта грандиозная канцелярия максим, логических переходов, удачных совмещений, высказываний, выступлений, статей и художественно-аналитических проектов содержится в образцовом порядке. Скорее всего, систематический каталог этого хозяйства содержит множество дополнительных указателей, отсылающих память держателя к еще пустому или только начатому файлу или папке, которая постепенно наполняется. Но уже сейчас намечаются контуры всего проекта. Во-первых, это радикальная манифестация воли к произведению, опирающейся на ощущение катастрофы классической философской антропологии. Во-вторых, это перехват инициативы трансцендентной инстанции в местах, труднодоступных логосу. Здесь Секацкий последовательней Лема с его умеренным позитивистским нигилизмом. Никакого «почти», когда речь идет о совершенстве. Вера заключается не только в полном согласовании замысла о мире с пределами реактивности, но и в полном продумывании предельных возможностей реализации начального проекта. В-третьих, это полный контроль над расширяющейся вселенной текстов в структурах повседневности. На любой вызов реальности должен быть дан немедленный ответ. Событие оценивается, помещается в каталог концептов и инвентаризуется. Освоенное, оно выпускается со спорами логоса и запускается на одну из многочисленных орбит аналитики. Шпионология, устройство воображения, феномен технической вещи, механизм политики, природа искусства — все это планетарные комплексы, вращающиеся вокруг очередного солнца. В четвертых, здесь налицо все признаки бытия-к-могуществу, радикальной возгонки духа через инстанцию воли с помощью слова. Еще один принцип, деликатно реализуемый Секацким в местах, где его можно застать, и вообще отличающий его авторский стиль, заключается в формальной доступности его сущности. Надежно укрыт и изолирован от проникновения в ядро собственной индивидуальности только тот, кто непринужденно болтает о своей тайне за бутылочкой «Адмиралтейского». При этом профессионал аристократически спокоен, даже ленив, пока не прозвучал сигнал свыше. Таково поведение и сквозных персонажей его текстов — могов, разведчиков, воинов и номадов. Сашин продуманный активизм не имеет аналогов не просто потому, что его символическое время накладывается на режим реального, — оно теснит реальность на ее традиционной территории. Здесь действует принудительный и успокоительный для пойманного уха софизм творческого алиби, сформулированный в «Основном инстинкте»: тот, кто пишет, не может. Но организация нехватки и есть самая удачная уловка воли к власти: мир, попавшийся в твой словарь, живет по его делителям, не посягая на институциональный принцип. Словарные единицы могут соотноситься только между собой, имея в виду только тебя. Скрытая нехватка не позволит им выйти на связь с тобой не только потому, что опаздывает означивание, но и потому, что первое означающее всегда остается невидимым. — 220 —
|