|
Человек больше не старался вознестись в мыслях; он отдавался чувствам и ощущениям, он отказался от философских размышлений, от разумной критики и позволил увлечь себя «поэзии образов, которые подобно музыке, отдают человека во власть таинственным и смутным грезам» (М-м де Сталь). Странное явление: сенсуалист Кондильяк облекал мысль в язык сухой и абстрактный, как математика; спиритуалист Мальбранш (Malebranche) «в своих метафизических работах старался соединить идеи с образами». В революционный период безмерное увлечение прилагательными, сообщающими языку образность, сравнениями, метафорами и антитезами развивалось без всяких преград; при содействии дурного вкуса оно создало напыщенный слог, подобный ужасному напыщенному многословию, перешедшему во времена Петрония из Азии в Афины[47], – многословию, которое не превзошли самые нелепые экстравагантности романтиков. В то время можно было услышать с трибун в собраниях и клубах и прочесть в газетах и брошюрах такие выражения, как: «Неужели ужасная гидра аристократии будет всегда возрождаться после своих поражений? Это она изгоняет истинный разум и порядок» («Парижская Революция», № IV, 2 августа 1789 г.)[48]. Затем гидра аристократии превращается в гидру анархии: «Гидра анархии может возродиться из своего пепла; постараемся же уничтожить это чудовище и обезвредить его навсегда» (там же, № VII)[49]. Гидра превратилась в Феникса, чтобы возродиться из своего пепла. «Аристократия кует себе оружие в мастерской свободы» (там же, № IV). «Барышники не спрячутся от бдительного ока человечества, которое их преследует» (№ III). «Доверие, свобода, безопасность – вот источники общественного благоденствия» (Циркуляр Парижского Комитета общественного питания). Лустало (Loustalot) называет эту галиматью «великим принципом». «Гласность – это защита народов» (Bailly). Байи имел честь создать несколько эпических слов, которые были приписаны Жозефу Прюдому. Колонн в статье «M?moires sur les substances» изображает Неккера имеющим «в виде телохранителя призрак голода и опирающимся на факел восстания». «Дух свободы просыпается; он встает и струит на оба полушария свой божественный свет, свой животворный пламень» (Фоше , Гражданская речь Франклина – Fauchet , Eloge civique de B. Franclin). «Кинжалы клеветы размножились» (Приказ Лафайета 31 июля 1789 г. – Ordre du jour de Lafayette 31 juillet 1789). «Когда нация устремляется от рабского ничтожества к созданию свободы» (Мирабо). Революция так разожгла вдохновение холодного педанта Лагарпа, что надев красный колпак, он объявил: «Железо пьет кровь, кровь насыщает его ненавистью, а ненависть несет смерть». «Народ может навсегда утвердить свободу, только начертав закон, который он будет поддерживать остриями своих штыков» (Billaud de Varenne , Discours 19 d?cembre 1792 – Бийо де-Варенн , речь 19 декабря 1792 г.). «Граждане ждут от Наполеона Бонапарта, чтобы он навсегда заткнул кратер революций» (Bulletin de Paris, 12 Thermidor, an X – Парижский бюллетень, 12 Термидора, год X). «Писатели, сыновья революционной бури». «Желчь, трижды вскипевшая, окружает его сердце точно кремневой стеной». «Когда огниво анархии ударит по нервам его сердца, – сердце извергает огонь» (Fauchet , Journal des amis, – Фоше , Газета для друзей). — 37 —
|