|
Правда, подобная специализация играет не только положительную роль, но в известных обстоятельствах служит и тормозом общественного развития. Ведь замкнутое на себя, автаркичное патриархальное хозяйство исключает обмен технологическими открытиями и ремесленными приемами. Однако и с его разложением мало что меняется, ибо все то в передовом опыте, что обеспечивает чью-то монополию, становится оберегаемым от всех секретом; и, чем дальше развивается производство, тем бдительней и строже становится охрана ремесленных тайн, гарантирующих обладателю сохранение статуса. Законы разделения труда и диверсификации производства взламывают устои патриархального общества; история меняет условия развития рода и семьи. Но даже в XXI веке она стремится сохранить уклад своей жизни, который нередко восходит к далекому прошлому. Меж тем сохранение уклада — это и есть сохранение статуса, отсюда вполне закономерно, что и сегодня статусные «династии» военных, ученых, артистов стремятся привить своим детям уважение к наследуемой профессии, к статусной функции своего рода, к кругу его статусных прав, статусных привилегий, наконец положенных ему почестей. Динамичность современного общества меняет многое, но и сегодня преемственностью профессий удивить нельзя; и в XXI в. продолжается культивирование прежде всего семейных предпочтений. А значит, в определенной мере и сегодня в роду, в семье (пусть неосознанно, рефлекторно) продолжается воспроизводство специфически ориентированного коммуникатора, которому предстоит воспитывать в своем потомстве приверженность делу отцов. Родитель, часто даже не желая того, чтобы ребенок шел по его стопам, непроизвольно замыкает на него свои социальные связи, и уже одним этим включает наследника в систему по-своему ориентированной социальной коммуникации, по каналам которой передаются прежде всего специфически отфильтрованные ценности. Не в последнюю очередь именно эти контакты служат молодому человеку и личным ориентиром дальнейшей социализации, и серьезным подспорьем, когда он начинает делать первые шаги в своей самостоятельной жизни. И все же сознание отказывается принять мысль о том, что не кровнородственная близость, но абстрактная социальная функция образует семью. И уж тем более трудно согласиться с тем, что (по крайней мере в своих истоках семья) формируется совсем не теми отношениями, которые связывают близких другу людей. Между тем это именно так: семья в начале своей истории объединяет не столько тех, кто связан друг с другом кровнородственными отношениями, сколько чужих друг другу людей. Более того, не только людей, но и все вещественное окружение человека, его «материальную оболочку». Этимологические справочники говорят, что в русском языке слово «семья» представляет собой форму собирательного существительного, образованного от праславянского «сЪмь» («работник», «слуга», «домочадец», даже «раб»). Суффикс uj-а > ьj-а сообщает корню собирательный смысл. Таким образом, в исходном значении она объединяет в себе два признака: «живущих вместе» и автономную «административно-хозяйственную единицу». Как видим, оба признака нейтральны по отношению к родству, к крови. Объединяемые ими лица могут быть совершенно чужими друг другу. Далекий отголосок этого звучит и сейчас, когда мы слышим, что домашние питомцы, собаки, кошки, другая живность, рассматриваются их хозяевами как члены их семей, ради которых человек способен на жертвы. Это можно было бы рассматривать как некоторое преувеличение, как проявление избыточной сентиментальности, когда бы не многомиллиардные обороты фирм, специализирующихся на производстве кормов и лекарств для животных. — 3 —
|