|
Века обетованного свиданья. Сейчас. Сей час. Все глубже внутрь, в упор. И — собран дух. Аз есмь! И вот тогда-то Выходишь ты в торжественный простор, В великую расправленность заката. И тянутся объятия зари, И в этом нескончаемом полете — Единый возглас. Господи, бери! О, убыль мира, истонченье плоти! И Он тебя воистину берет, Тот, кто насущней воздуха и хлеба, И длится нисхождение высот, Земле на грудь приникнувшее небо. И после полной близости, такой Пронзительно мгновенной и бессрочной, Приходит тот прозрачнейший покой, Который люди называют ночью. Хрустальный час. Он бережно принес Желанный отдых. В тишине высокой Дрожат крупинки благодарных слез, Не пролитых из замершего ока. Через несколько лет другой клубок впечатлений (по сути тех же, но в другом ладу — более тихом; в музыке это было бы минором) сложился в «Лунную дорогу» сперва как бы облитую печалью, как лунным светом тихую, почти призрачную, а потом вдруг, как бы с перевала, открывающую глазам безграничную широту и полноту жизни, с высшей точки, в которой путь (кремнистый, суровый) переходит в полет; и прожитая жизнь окидывается одним взглядом: Лунная дорога — Сердца тайный путь… Помолитесь Богу, Прежде чем уснуть. Помолитесь просто В полночи пустой Тишиною роста, Сосен высотой; Полнотою плача — С сердца снят засов. Час молитвы: значит, Больше нет часов. Дух нагой и сирый, — Веянье пустот. Неподвижность мира, Время не течет. Тайный ход подслушан Линий мировых, И втекают души Внутрь себя самих. Лунною дорогой В одинокий путь… Дозовись до Бога И про всё забудь. Дозовись до Бога, И в груди тогда Отгудит тревога, Отстучит беда. В тишине хрустальной Сквозь пространство, вдруг Одиночный, дальний Донесется звук. Точно Бог потрогал Мировую гладь… Помолитесь Богу, Прежде чем зачать. Трепетные тени, Даль обнажена. Прежде всех свершений Будет тишина. Кровь вздыхает глухо, Смолкла, замерла. И святого Духа Плещутся крыла… Мы с радостью прочли потом у Исаака Сирина свою собственную мысль: просить у Бога земного все равно, что выпрашивать у царя навоз. В счастливые минуты созерцания (наподобие тех, которые отобразились в «Лунной дороге») предмет молитвы совсем исчезает. Остается молитва ни о чем: Вот оно — знакомый наизусть Мягкий плеск, облитый серебром: Ничего, и я ему молюсь Ни о чем. Ни на небе и ни на воде, Ни в далекой линии огня — Ничего, разлитое везде. Ничего, входящее в меня. И без слова, без конца, без сна, — 277 —
|