|
Для других через сердце пройдут другие стихи. Но все-таки пусть они знают и эти, как знают голос из бури, пересекшей стенания Иова. Какие-то слова (не все ли равно, какие?) смывают все наши вопросы. Какое-то противотечение, непонятно какой духовной природы, подхватывает нас и подымает над всеми нашими вопросами, и в этом противотечении мы забываем свою боль и свои обиды. Человеческие крики рвут мир на части. Божий крик собирает нас вместе, на общее дело любви. Нет больше страданий, взывающих о правосудии. Нет больше жажды справедливого суда. Не судите, да не судимы будете. И в общем деле любви (не в собирании костей Адама, а в помощи живому Богу) страдание становится радостью. Ты навек земле оставил Свой последний страшный стон. Авель, Авель, где мой Авель? Каин, Каин, где твой сон? Вас одно вскормило лоно, Вы одной объяты тьмой. Каин, Каин, мой бессонный… Авель, Авель, спящий мой… В царстве тайн, в ничем, в тумане Тонет боль и тонет страх. Спит земля на Божьей длани, Как младенец на руках. Если б все ночные вопли Стихли в этой сизой мгле!.. Помоги, мой сын усопший, Всем бессонным на земле! Ради матери скорбящей Встань над слезною рекой, Возврати их в царство спящих, Беспокойных успокой. Сердце надвое разъято, Зримый мир для сердца мал. Помолись со мной за брата, Чтобы он тебя узнал…[11] В том, что пишет Зина, пересекается несколько идей-образов, каждая из которых по отдельности много раз осознавалась. Часы иконной красоты в природе. Непостижимо глубокие закатные лучи, обнимающие предметы единым покровом; свет — вожатый, ведущий глаз туда, к центру Бытия, — куда Он смотрит, — «по лучу»; свет-дирижер, управляющий богослужением заката и зари; литургия света, вобранная в глаза икон и глядящая оттуда, изнутри; напряженность созерцания, граничащая со смертью, не допускающая обрыва, как не допускают ею объятия, пока снег полностью не обновит и не воскресит душу… Вот примерно, что сказано в одном стихотворении, которое у меня будит еще совершенно живое воспоминание о вечере на Балтике лет десять тому назад: последние лучи на вершинах сосен; выход к морю через дюны; садящееся солнце, медленно разгорающаяся и еще медленнее догорающая заря и первые звезды… Вот он звучит, тишайший в мире рог — Беззвучный гром, что, мира не нарушив, Вдруг отзывает ото всех дорог, Из тела вон выманивает душу. Когда тот гром, тот рог тебя настиг, Он протрубил: готовься к предстоянью. Сейчас наступит вожделенный миг, — 276 —
|