|
Иоланда. С Хельгой – может быть. С Эллис – нет. Слишком старая и бездарная. Рут. Ты считаешь, поэтому он и преподает на этих семинарах? Иоланда. А ты считаешь, что мы именно поэтому туда и поехали? (Молчание). Рут. По‑моему, я извлекла много ценного из всего этого. Я имею в виду кроме игр на сеновале. Как мне кажется, я стала замечать многое из того, что раньше не замечала. Иоланда. Например, экстренную остановку? Рут. (кивая). Да. Может быть, это и неважно, но я учусь наблюдать за вещами. По‑настоящему смотреть на вещи. Как на эти картины. Шартрский собор. Мелочи вроде этих или тот парень в смешной шляпе. Все складывается в одну картину. Это как купить новые очки. Иоланда. А то объявление по громкоговорителю? Ты обратила внимание? Рут. (заглядывая в свою записную книжку). У меня только записано что‑то вроде пардонне. Это все, что у меня есть об этом. А у тебя? Иоланда. А у меня здесь пропуск. (Глядя в окно.) Я думала Франция красивее. Рут. (листая путеводитель). Мы в Эльзас‑Лотарингии. Знаешь что‑нибудь об Эльзас‑Лотарингии? Насколько я помню, это бывшая территория Германии – много тяжелой промышленности и добыча углекислого калия. Здесь родилась Жанна Д'Арк. Иоланда. Кругом только возвышенности. Сколько это еще будет продолжаться? Рут. Пока не доедем до Швейцарии, полагаю. Иоланда. К тому времени стемнеет. Мы не увидим горы. Наш поезд не был скоростным экспрессом и вскоре вошел в привычный устойчивый ритм, что заставило меня вспомнить о книжках из детства, в которых поезда, набирая ход, издавали звуки «чух‑чух, чух‑чух… ту‑тууу!». Я мысленно пожала плечами и вернулась к «Lessico Famigliare». Рут и Иоланда опять достали свои тетради и весь следующий час записывали что‑то – на сей раз не так энергично, а после читали вслух свои заметки. Это меня смущало еще больше, нежели их рассказы о сексуальных шалостях с Филиппом. Смущало не потому, что это все было постыдным, а потому, что их истории, помимо моей воли, перенесли меня в тихие уголки их жизней, туда, где Филипп никогда не бывал. И они не знали, что я была там. Я оставалась совершенно невидимой. Настолько, что они даже не упомянули меня в своих скрупулезных заметках о подлинно европейских особенностях. Рут стала читать первая, не отрываясь от своих записей. Ее отец, начала она, был завзятым моряком. Плавание было его страстью, и он знал Чесапикский залив как свои пять пальцев, от канала Делавэр до Кейп‑Чарльза. Но он был слеп. Слеп как летучая мышь. Он не видел с пятнадцати лет, когда упал с лошади и ударился головой, ну что‑то вроде этого. Тем не менее он продолжал ездить верхом и плавать. Он изобрел всевозможные навигационные инструменты для слепых: звуковой компас, прибор для измерения узловой скорости, радионавигационную систему Лорана‑С со звуковым считыванием данных. Он всегда держал при себе человека, чтобы тот присматривал за его лодками и выходил с ним в плавание. Этот человек был его глазами. И иногда он брал с собой кого‑нибудь из детей, но не мать Рут, которая боялась воды. — 7 —
|