|
Отец Иннокентий, назначенный духовником, уже поднимался на помост. Несмотря на жару, он был в полном облачении. Подойдя вначале к тому, что был выше ростом, стал говорить с ним. Захаржевский улавливал не все слова, он только видел бледное лицо приговорённого и глаза, полные смертной тоски, из которых, при обращении к нему священника, полились обильные слёзы. – Веруешь ли ты во Христа? – спросил, поднимая большой золотой крест, отец Иннокентий. – Верую… – всхлипнул осуждённый. Священник снова спросил: – Веруешь ли во Христа? – Верую, отче! – с безысходной мольбой и отчаянием ответствовал тот. И в третий раз вопросил духовник: – Воистину ли веруешь? – Воистину верую, отче! – Слава тебе, Владыко, Христе Боже, человеколюбче, ибо примет смерть Софрон Савинов рабом твоим! И, перекрестив широким знамением, духовник протянул крест для целования. Как в предсмертной агонии дёрнулся осуждённый навстречу, но почерневшие цепи, глухо звякнув, остановили порыв, и он, слегка коснувшись распятия губами, вновь обмяк и обречённо повис, понурив голову. Потом рванулся, задёргался и стал истошно вопить: – Люди добрые, за что? Невиновен я, православные, именем Христа и матушки нашей Богородицы лечил людей! У кого хошь спросите! Отпустите меня, а-а-а! Женщины в толпе запричитали, завсхлипывали, истово крестясь. – Он моему Митьке огневицу вылечил, – вполголоса со слезами на глазах сказала одна селянка другой. – Цыть! – шикнула та. – Хочешь, чтоб и нас к еретичеству приписали? Молчи! Отец Иннокентий между тем, тяжело отдуваясь, подошёл ко второму еретику. – Покайся, очисти душу перед кончиной! – сказал ему священник. – Не в чем мне каяться, – ответствовал слабым, но твёрдым голосом осуждённый, – не делал я людям зла… – Перед Богом ответ держать будешь, подумай, не богохульствуй в свой смертный час. Гореть ведь будешь, окаянный, в вечной геенне огненной! – стал терять терпение духовник. Возникла пауза. Колдун поднял глаза, посмотрел в голубое небо, сощурился на жаркое солнце. Потом, как будто оттуда к нему пришла неведомая сила, расправил искалеченные плечи и заговорил окрепшим голосом: – Перед честным народом, перед богом Всевидящим, перед небом этим синим и солнцем праведным, в сей смертный час клянусь, что не творил зла ни людям, ни детям, ни скотам, а лечил их только во здравие! Да услышит меня Господь Всевышний и простит, и вы простите, люди добрые, ежели завинил в чём невольно… — 7 —
|