— А при чем здесь облако? — И она уточнила: — Обла — это не облако. Обла — это облом… — …Потом расскажешь мне все это еще раз, — проговорила Энн; и я переспросил ее: — Зачем? — Затем, чтобы я все хорошо запомнила. Разговор с этой молодой женщиной был не ездой по накатанному тракту в неспешном тарантасе под мерный цокот копыт, а напоминал скачки галопом по пересеченной местности под искры, высекаемые подковами. Да и вообще — все общение с ней было дорогой. И не моя вина в том, что состояние дорог в нашей стране давно уже вызывает сомнения в том, что его можно назвать состоянием… — …Ну и денек у меня сегодня выпал… — прошептала Энн, — Так много нового за один день. Такие дни, как сегодня, хочется повторять… — И под этот ее шепот я повторил единственное из сегодня, что повторить было в моих силах… …Когда мы поднялись с кушетки, Энн, явно переоценивая возможности людей помолчать, сказала: — На сегодня нам хватит, мне нужно вернуться домой, я обязательно буду приходить к тебе еще. Мне с тобой хорошо. — Мне тоже хорошо с тобой. Мы не стали выяснять, почему именно нам хорошо друг с другом. Но после разговоров о политике, которые наверняка слегка утомили девушку уже тем, что это были разговоры о политике, мы не могли не заговорить о том, о чем испокон веков заговаривала русская интеллигенция, утомленная разговорами о политике — о душе. — Мне хорошо с тобой, — сказала Энн, — потому что у тебя есть душа. Ты веришь в существование души? — Верю, — ответил я, хотя каждый раз, когда разговор заходил о душе, я не был уверен в том, что с собеседником мы говорим об одном и том же. — А я читала, что ученые доказали, что душа существует. И даже установили ее вес. — Это были не настоящие ученые, потому что они не знали, что такое водно-солевой обмен и вентиляция легких. — Так что же, души, по-твоему, нет? — Есть. Только ее исследование давай доверим не ученым, а поэтам. — Почему? — Потому что поэты разбираются в том, что такое душа, лучше, чем ученые. — Ты не веришь, что душа есть у всего? — спросила она. Я никогда не опускал понятия душа до «всего», и потому сказал: — Душа есть только у людей. — И после этого произошло то, что вполне могло быть ожидаемым мной рано или не поздно. Я увидел, что в чем-то я был опытней этой девушки, а в чем-то она была большим, чем я, поэтом, потому что она сказала: — Душа есть не только у людей, Петр. — 126 —
|