— Мы были сильной страной; но у стран при социализме хватает сил только на то, чтобы быть сильными. На то, чтобы быть еще и сытыми, сил у социализма никогда не хватает. — Но ведь нам же противостоял весь мир, — Энн так искренне оправдывала свою и мою Родину, что говорить правду мне было и трудно, и больно. И Родина здесь была ни при чем. При чем — было то, что на Родине происходило. — Что же мы оказались за страной, если весь мир был против нас? Кто же тогда был с нами? — А страны народной демократии? — Энн, разве хоть одна из этих стран пошла по пути этой самой «народной демократии» после того, как их перестали удерживать в социалистическом лагере? — я постарался произнести слова народная и демократия — так, чтобы она почувствовала, что я беру эти слова в кавычки. — А как же — «железный занавес»? — Историю Энн явно учила в школе хорошо; и мне пришлось отвечать, хотя при чем здесь «железный занавес» я понял не сразу: — Нас отгородили от мира для того, чтобы мы не узнали, что жить можно по-иному — мир отгородился от нас потому, что социализм был миру не нужен. Впрочем, того, что социализм был не нужен нам самим, многие до сих пор не поняли. А все дело было в том, что цивилизации социализм оказался ни к чему. — Но ведь при социализме были социальные гарантии. — Это тоже были не ее слова; и мне пришлось отвечать своими словами: — У нас была одна социальная гарантия — жить при развитом социализме. А о том, какие социальные гарантии дает развитой капитализм, мы и понятия не имели до тех пор, пока нам не отменили выездные визы. Только называется это не социализмом, а социал-демократией. — А чем социализм отличается от социал-демократии? — Тем, что социал-демократия — это стремление людей создавать государство, в котором жить лучше, а социализм — это требование к людям быть послушными государству. — Но мы же жили… — Энн, мы жили с синицами в руках, потому что журавлиное небо от нас скрывали. — Ну хорошо, но ведь был же Брежнев, при котором никакого террора не было, — девочка продолжила правильно демонстрировать мне то, что она знала, о чем говорит; и мне ничего не оставалось, как объяснить ей, что то, что она говорит — она говорит неправильно: — При Брежневе был застой, который мог наступить только в стране, народ которой уничтожен террором. — Почему? — Потому что нормальные люди добровольно на застой не соглашаются. — Так что же, социализм, по-твоему, умер естественной смертью? — 123 —
|