— Это перевод с французского? — спросил он. — Нет, — ответил Дрейк. — Автор — американец. — Значит, это не бедняга Арто. А я было подумал… После поездки в Мексику он, как говорят англичане, сбрендил. Насколько мне известно, сейчас он занимается очень любопытными астрологическими картами, связанными с канцлером Гитлером. Романист погрузился в молчание, а затем спросил: — Какую строку вы считаете здесь самой интересной? — «Мальчик никогда не плакал и не рвал тысячу ким»[6], — процитировал Дрейк, поскольку его больше всего беспокоила эта строка. — О, образ такого ребенка трансперсонален, просто подавленный гомосексуализм, обычное дело, — нетерпеливо отозвался романист. — «Когда я зашел в сортир, парень вышел на меня». Я полагаю, что автор каким‑то образом причинил этому ребенку вред. Здесь чувствуется нечто большее, чем обычная гомосексуальная вина. «Господи, — подумал Дрейк, — Вине Коля. Он был достаточно молод, чтобы в глазах Шульца выглядеть мальчишкой. В том сортире в Нъюарке Голландец решил, что в него стреляет призрак Колла». — Смею предположить, что в настоящее время автор либо покончил жизнь самоубийством, либо находится в психиатрической клинике, — задумчиво добавил романист. — Он мертв, — неохотно выдавил Дрейк. — Но больше подсказок не будет. Интересно понаблюдать, в состоянии ли вы справиться самостоятельно. — Вот еще любопытное место, — сказал романист. — «Я это слышал, это слышал окружной суд, возможно, даже Верховный суд. Это расплата. Прошу вас, придержите дружков Китайца и Командира Гитлера». Вы уверены, что автор был американцем? — Вообще‑то родом он из Германии, — сказал Дрейк, вспомнив юнговскую теорию генетической памяти. — Но канцлер Гитлер никогда бы с этим не согласился. Его предки не были арийцами. — Он еврей? — воскликнул романист. — А почему вас это так удивляет? — Вряд ли за пределами внутреннего круга нацистской партии в целом мире найдется более двух‑трех человек, которые поймут, что подразумевается под словами «Китаец» и «Командир Гитлера». Должно быть, автор весьма глубоко изучал оккультную литературу, читал Элифаса Леви, или Людвига Принна, или же докопался до самых строго охраняемых розенкрейцерских секретов, а потом высказал совершенно удивительную догадку в верном направлении. — О чем вы, черт побери, толкуете? Романист смерил Дрейка долгим взглядом, а затем сказал: — 13 —
|