|
Даже если мы вспомним о других корнях Матери - у неё ведь было очень много корней, не только в Европе, даже если пройти её целиком от Уральского хребта до Иберийского полуострова и захватить Долину царей, - даже если вспомнить о законах генетики - господин Мендель в ту пору как раз закончил работу в Брюнне, - даже если заключить её и всех нас в сумрачной крипте генетического лабиринта - он ведь грозит стать нашей последней криптой, которая упокоит нас навеки, - Она была рождена, чтобы сокрушить этот лабиринт, как Мира Исмалун потрясала условности, а Матильда двор хедива, и из этой <атавистической норы> вывести нас на свежий воздух, к новому человеческому состоянию, или новому миру: <Мы не желаем подчиняться законам Природы, даже если за миллиарды лет привыкли повиноваться им!> 2 ЕДИНСТВО Ребёнок - изначальная очевидность всего того, что скрыто нашей культурой. Человеку приходится долго учиться, чтобы разучиться и найти потерянное вновь. Но и это удаётся не всегда, - в таких случаях остаётся только культура, маска, прикрывающая пустоту. К несчастью, нам не всегда удаётся найти ребёнка, который рассказал бы о своем опыте - ведь у всех детей разный опыт; как остриё иглы или как океан, в соответствии с... С чем? Если бы получше объяснить, в чём тут неравенство, мы бы, может быть, ближе подошли к тайне рождения, чем все законы Менделя, по крайней мере, в том, что касается рода человеческого, ибо есть одна роза, а есть другая. По правде сказать, мы и не знаем, можно ли найти во всей вселенной хотя бы две похожих друг на друга вещи, хотя бы два листка на одном дереве, и мы недоумеваем, какие тут могут быть законы, если только они не выдуманы нами самими: все люди дальтоники, когда речь идёт о цвете, о существовании которого они даже не подозревают. Вот найди мы этот вот Цвет и этот вот Закон, нам удалось бы обнаружить и то, что даёт жизнь всем формам, - острию иглы и океану, и трепещущему на ветру листку на ветке, - и то, что объединяет весь мир в великом Единстве. Эйнштейну не хватило какой-то мелочи, чтобы завершить теорию <единого поля>. Возможно, эту мелочь даст нам ребёнок. Стало быть, дело тут не в сомнительных видениях ясновидящих, нет, в этом маленькая Мирра недостатка не знала, - чем необычнее, тем проще, а в конце концов нас ждёт такая простота, что мы и не увидим, насколько она необычна. Шакти Надо сказать, порядки в доме Мирры были строги и обращались там с ней достаточно сурово, однако когда Матильда немного перегибала палку, Она садилась на свой маленький детский стульчик и смотрела своими большими переменчивыми глазами - иногда они были золотисто-карими - из-под банта, который стягивал тёмно-рыжие, или, скорее каштановые, позже ставшие янтарными, волосы, и длинной чёлки, как у королевы Тий, - Она смотрела. Мать всегда подолгу смотрела. Ни направо, ни налево, ни даже внутрь, поскольку там - то же самое, что и снаружи. Она не плакала, поскольку это не входило в программу - недаром Она была дочерью Матильды. Она непонимающе глядела на суровый, тёмный и странный мир, где длинные портьеры пахнут нафталином, и грохочут запряжённые четвёркой экипажи. Острота непонимания создавала нечто вроде понимающего непонимания, плотной массы, в которой было... что-то, <объяснение> без мысли (Ей было тогда пять лет), возможно, сама Мирра - немая сосредоточенность. Она жила, отвечала, была. Она рассеивала все призраки. Вот она: сознание. <Я чувствовала его как свет и силу у себя над головой... Очень приятное ощущение: я сижу на стуле, сделанном специально для меня, одна в комнате, и... (не знаю, что это было, ничто, наверное, нуль для ума) ощущаю над головой сильное и светлое Сознание. Мне казалось, что им я должна жить, быть (ну, конечно, слова тут многого не скажут), и потому я пускала его вниз, ведь для меня оно было единственным основанием, чтобы жить... Порой я не могла отделаться от чувства небывалого удивления. Постоянно я получала удары. Любая вещь, любое событие приходило как удар кинжалом - или кулаком, или дубинкой, - и говорила себе: "Неужели такое возможно?" Понимаешь, низость, ложь, лицемерие... В родителях, в друзьях, куда ни кинь взгляд - везде одно и то же. Как тут не удивляться? В плане разума это не выражалось никак, было только недоумение. Так прошло лет двадцать, или двадцать один год - тогда я встретилась со Знанием, с тем, кто объяснил мне, в чём тут дело и откуда взялось мое недоумение. "Как, это и есть жизнь? Как, это и есть люди? Как?.." Я чувствовала себя избитой и израненной... Поэтому, когда мне было больно, я остерегалась говорить что-либо матери или отцу: отцу до этого дела не было, а мать просто выругала бы меня (это всегда было для неё первым делом), я просто уходила в свою комнату, садилась на стул, собиралась с силами и пыталась понять - по-своему>. — 11 —
|