|
Хорошо, это прогресс. Но та же самая технология, что обеспечивает быстрые международные перелеты, создает все более разрушительные самолеты‑истребители. Сколько таких самолетов мы используем для более быстрого и комфортного перелета из одного пункта в другой? И насколько больше самолетов мы используем для того, чтобы уничтожать жизнь и материальные блага? Это вы называете прогрессом? Я не знаю. По мере того как удобства возрастают, мы все больше зависим от них и не хотим отказываться от того, что имеем. В определенных рамках я могу назвать это прогрессом. Я теперь живу в комнате с кондиционером. Мой дед использовал слугу, который сидел на солнцепеке и тянул пункха, а еще раньше мы пользовались веером из пальмовых листьев. Оказываясь во все более и более комфортной обстановке, мы не хотим ни от чего отказываться. В.: Но, конечно, некоторые имеют слишком много, и им следует отказаться от каких‑то… У.Г.: Почему ты ожидаешь, что другие откажутся от всего, что у них есть? Вон тот бедняк не готов отказаться от своей крошечной лачуги, а ты ожидаешь, что все богачи откажутся от их особняков. Нет, они и не подумают сделать это. Они будут драться до последнего вздоха, защищая то, что у них есть, и угробят себя в ходе этого. Это неизбежно. Что делают дикие животные? Сначала они пытаются убежать, а потом дерутся, пока не убьют друг друга. В.: Сэр, я бы хотел задать вам два связанных вопроса… У.Г.: А я бессвязный и несвязанный… В.: Я осуществлю связь… У.Г.: Ладно. В любом случае я могу высказаться только с твоей помощью. Ты средство моего самовыражения. В.: Меня интересует, почему мы стремимся к знанию. Ради самого знания, или ради человечества, или по какой‑то другой причине? У.Г.: Власть! В.: Власть? У.Г.: Власть. Мне очень жаль. Нет такой вещи, как знание ради знания или искусство ради искусства. И, конечно, это все не ради блага человечества. Знание дает мне власть: «Я знаю, а ты не знаешь». Сэр, могу я узнать, кто Вы по специальности? В.: Чем я только не занимался, но ни в чем не достиг мастерства. Я изучал органическую химию. Потом пошел на медицинский факультет и практиковался в области химиотерапии. Теперь я провожу исследования в области генной инженерии. У.Г.: Вот видите, это Ваша область… В.: Это не моя область. Но она меня притягивает. У.Г.: Я могу ошибаться, но я чувствую, сэр, что проблемы человека, даже психологические проблемы, можно решить только с помощью его генов. Если смогут продемонстрировать, что склонность, скажем, к воровству генетически обусловлена, к чему это приведет нас? Это подразумевает, что у человека нет свободы выбора, ни в какой сфере. Даже способность к языкам генетически обусловлена. Гены контролируют все; все наклонности, способности и способы поведения. У человека нет свободы действия. Его желание и требование свободы действия, по‑видимому, и есть причина его страданий. Я вовсе не предлагаю философию фатализма, которую проповедуют в этой стране. Я ставлю совершенно другой акцент. Ну что, вернемся к вопросу генетики? — 123 —
|