|
Вот, кажется, и поворот на Витебское шоссе. Слава богу, еще "десятка" позади. Руки, ноги не гнутся, но это ерунда, главное – конец ветру: вдоль шоссе, с двух сторон тянется лесозащитная полоса. И вдруг Костя заявляет, что у него сильно заболела правая нога и предлагает прекратить бег. До Красного бора оставалось совсем немного. Мне стало обидно, и я сказал: – Разнюнился тут… Мужчина ты или нет?! Тогда Костя понесся вперед огромными прыжками на одной ноге – и преодолел так больше километра. – Остановись, – кричал я ему вслед, – хватит! Куда там! – Чтобы я тебе проиграл! – выкрикнул он. Внезапно я тоже скис. Продолжать бег не имело смысла, я остановился и заковылял к автобусной остановке. Увидев это, Костя тоже прекратил бег. Он опередил меня метров на 200. Мы не добежали до цели всего 1 км – в первый и последний раз. У меня зуб на зуб не попадал, оказывается, уже было 15° мороза! А я в футболке… Был уверен, что заболею, но, как ни странно, даже не чихнул.. Очень скоро Костя отыгрался, Через три недели мы опять бежали по окружной, но в другую сторону и возвращались через Миловидово, а финишировали у порога своего дома. Зимой это очень удобно. Всего 27 км. Но я еще полностью не отошел после "Mapафона", и мы решили бежать только до трамвайной остановки – на 3 км меньшей На этот раз ветра не было, но был сильный гололед и туфли проскальзывали, как на лыжне. Я выбился из сил. Появились слабость, чувство голода м непреодолимое желание прекратить бег. Да еще острая боль в бедрах – мышцы сводила судорога. А Косте хоть бы что – привык к силовой работе! Кое‑как дотащился я до трамвайной остановки и вздохнул с облегчением. Как вдруг Костя заявляет, что это не дело, останавливаться посередине дороги, и нужно бежать до самого дома – еще 3 км! – Мы же договаривались, – еле выдавил я. Тогда он не выдержал и поинтересовался, к какому полу я принадлежу. И еще целых 18 мин я бежал и хрипло ругал его сквозь сжатые зубы, а он смеялся… Потом он мне объяснил, что у меня был очень смешной вид; туловище резко, наклонено вперед, шея вытянута, как у гуся, а прямые, негнущиеся ноги безнадежно оставались где‑то далеко позади. Это была жалкая пародия на бег. Прохожие останавливались, а я бежал… Это был самый трудный забег в моей жизни, те последние 3 км дались тяжелей, чем марафон, который мне довелось потом пробежать. Как ни трудно бывало с Костей, но когда я бегал один по далеким загородным трассам, вдали от жилья и людей, тоже иногда приходилось нелегко. И тогда я развлекался. Знойным летом представлял впереди себя, в прозрачном голубом мареве, легкую, парящую фигурку Людмилы Брагиной. А морозной зимой, в снег и метель, это был неистовый Вирен с горящим взором, неудержимо влекущий меня вперед… Или стремительный Снелл… Легко бегать с чемпионами, все проходит – и боль, и страх. — 8 —
|