|
На следующий день, наревевшись и упаковав все вещи именно так, как указала ей мама во сне, Амелия решила все-таки обследовать чердак. Пробравшись сквозь хлам и паутину, она увидела небольшую дверку из своего сна, едва различимую в полумраке. Она открыла эту дверь и нашла за ней коробку. В коробке была связка писем — давняя любовная переписка се мамы и папы. Этот подарок наполнил сердце Амелии теплом и нежностью. Амелия никогда раньше не была на чердаке, да и вообще не очень хорошо знала этот дом. Она понятия не имела о том, что на чердаке есть крохотный закуток, где спрятана пачка писем. И если вы не верите, что мать навестила ее во сне, то как еще можно объяснить эту историю? Иногда люди узнают то, что никогда не смогли бы узнать, если бы об этом им не сказали те, кто уже покинул наш мир, но продолжает возвращаться в него в наших сновидениях. Эти сны — убедительное доказательство того, что мертвые действительно могут ненадолго возвращаться к нам. Мне пришлось самому побывать при смерти, чтобы понять, что смерть — это не окончательное прекращение бытия, как казалось мне раньше. Жарким июльским вечером 1975 года я медленно вошел в приемный покой переполненного ныо-йоркского госпиталя, задыхаясь и испытывая очень сильную боль в груди, которая отдавала в левую руку, — классический признак сердечного приступа. Мне было всего тридцать четыре года. Не прошло и пары минут, как меня уложили на каталку, о пугал и датчиками и проводами,дали кислородную маску. Люди озабоченно суетились вокруг. Я понял, что у меня серьезные проблемы. У меня был острый перикардит, вирусное воспаление сердечной сумки, которая наполнилась жидкостью и сдавливала сердце, по каплям выдавливая жизнь. От этого не существует лекарств. Единственное, что мне смогли дать, — это тайленол. Жизнь теперь зависела не от меня, а от других людей. Мне ничего не оставалось, кроме как сдаться на милость того, что приготовила судьба. Несколько часов спустя я впал в какой-то глубокий сон без сновидений, а затем вдруг проснулся. Мой ум был ясен и сосредоточен, чего никак нельзя было сказать о теле. Я ощущал себя абсолютно вымотанным, опустошенным, истощенным. Мне требовалось гигантское усилие, чтобы просто открыть глаза. Что же меня разбудило? Кровать была слегка приподнята в сидячее положение, и я мог видеть несколько стеклянных отсеков, точно таких же, как мой, которые полукругом располагались вокруг центрального аппарата. Все, кого я мог видеть на соседних койках, выглядели очень тяжело больными. Тускло светились датчики приборов жизнеобеспечения. Запутанные хитросплетения проводов, трубок и внутривенных капельниц шли к каждому больному. Больше всего происходящее напоминало сцену из «ужастика» с медицинским сюжетом, с одной только разницей — это был не - ильм, а реальность. Я был в святая святых медицинской науки, в отделении интенсивной терапии, последнем бастионе перед смертью. — 5 —
|