Освоение одиночества. О чем молчат любимым

Снег... Необходимость... Музыка... Я не знаю, откуда взялись эти три слова и почему они вместе...

Гроза сквозь солнце

В свободное время мы с товарищем из Саратова - другим участником той же московской олимпиады - шли в Пушкинский музей в Москве.

Я в лицах рассказывал, как играл в школьном спектакле по пьесе «Парень из нашего города» - грузина Вано Гулиашвили. Как, готовясь к роли, собирал акцент из подслушанной тогда русской речи приезжих кавказцев на пляже, на куйбышевских улицах, у ресторанов, но чаще на Троицком рынке.

Увлекшись, я не заметил, как совсем перешел на отрепетированный акцент. Может быть, это был акцент пижона, но, взяв его, я уже жил в образе.

В музее мы оказались на «Выставке французской живописи». И я, скорее с деланной пренебрежительностью самоуверенного невежды, чем с искренним недоумением, смотрел на непривычную и непонятную мне «мазню».

По привычке я искал спора. Видимо, неосознанный опыт, что спор мне что-то открывает, у меня уже был... А может быть, я просто любил яростные, спонтанные диспуты на выставках. Действительно, я нередко находил в них новые приятельства. Кажется, уже умел слушать или, по крайней мере, потом обдумывать услышанное.

Одну «картинку» я увидел так. Красные, изогнутые черточки - лодки. Белые, вертикальные - мачты с парусом. Сплошные, голубовато-белые мазки-завитушки - волны моря...

Тут я и ляпнул гортанным голосом жизнерадостного молодого и сытого грузина - тот в голубых плавках стоял над длинноволосой, крашеной блондинкой, возлежавшей на пляже в Лоо[9] на махровой простыне, и агитировал за себя -«Ты думаешь, Чайковский жил, чтобы жить с мужчиной?!»:

— Слуший, дарагой! Па-моему, Айвазовски всо-таки лучше!..

Такой грозы я в жизни не встречал!

На меня обрушились высокооктавные, сердитые и захлебывающиеся от собственной красоты голоса громы, сразу обескураживающие сердце! Потом замелькали черные как смоль молнии, при совершенно ослепительном от гнева, только еще более неприкрытом солнце с влажными глазами! Грозой была молодая грузинка.

— И это говорите вы! Вы, видевший краски юга! Вы, знающий какое направление в живописи там развивается!.. -она зарделась от смущения своим возмущением. Она тоже говорила с акцентом, но совсем не с тем, который так добросовестно изучал я на рынке.

Мне стало стыдно. Казалось, я ее лично чем-то обидел. Я стоял, опешив, и думал, кто я: Вано или Михаил, и... покраснеть мне или не покраснеть? До этого мне мнилось, что я не имею отношения к моему герою с гортанным акцентом, а теперь оказалось, что нахамил все-таки я. Не Вано Гулиашвили.