|
Космологическое значение старости особо подтверждается фактом умерщвления стариков в древнейших славянских племенах. Анализ данных ритуалов говорит в пользу того, что старость не отождествлялась древними народами с болезнью, а представляла собой особую ступень восхождения к богам. Умерщвление стариков не преследовало цель избавиться от них. Обычай носил добровольный характер и «на тот свет» отправлялись, как правило, самые почтенные и уважаемые старики. Этнологи, кстати, считают, что старики соглашались на такую смерть скорее под влиянием культурных традиций, собственного опыта умерщвления старших, в том числе родителей, желания почувствовать себя в центре празднества, организуемого по этому поводу[8]. Различные модификации ритуала принесения в жертву «стариков», по мнению авторов, необходимо рассматривать как взаимодополняющие элементы процесса космосозидания. Они отражают действительность жизненного принципа Космоса в его растительной, животной и разумной сущности еще в доантичных обществах[9]. Эти три начала, как известно, обнаруживаются в учении Аристотеля о человеке. В своем трактате «О душе» великий философ выделил три ипостаси – растительную, животную и разумную души в их неразрывности с телом[10]. Данный факт дает основание ученым утверждать, что труд древнегреческого философа аккумулировал взгляды, которые уже существовали в глубочайшей древности и которые не принадлежат собственно греческой культуре[11]. Древние имели критерии старости, которые свидетельствуют о ее исторически неоднозначном понимании[12]. Самым ранним критерием выступала идентификация внешних признаков, например, седины. Далее, при трансформации ритуала, уже учитывалось количество прожитых лет; наконец, исторически более поздний критерий старости учитывает телесные и духовные изменения человека, приобретенную им жизненную мудрость по достижении определенного возраста. В целом, как отмечают авторы, в архаических культурах выделяются три сменяющих друг друга образа старости: призванная старость, жертвенная и почтенная[13]. Если обратиться к народной мудрости, то в поговорках можно найти амбивалентное понимание старости. Народные поговорки демонстрируют два полярно противоположных отношения к старости: старость-мудрость и старость-немощь. Эти два образа задают диалектику ценностного восприятия этого возраста. Прежде всего, старик – это мудрец, хранитель традиций и олицетворение жизненного опыта: «Молодой работает, старый ум дает», «Молодой на битву, старый на думу», «Мал да глуп – больше бьют: стар да умен – два угодья в нем», «Старого волка в тенета не загонишь», «Детинка с сединкой везде пригодится» и т. д. С другой стороны – старик немощен, несчастен, жизнь его – тяжелое бремя для него самого и для окружающих: «Человек два раза глуп живет: стар да мал», «Дитя падает – бог перинку подстилает; стар падает – черт борону подставляет», «Седина напала – счастье пропало», «Сдружилась старость с убожеством, да и сама не рада», «Молодых потешить – стариков перевешать» и т. п.[14]. Таким образом, мы видим, что в народной оценке просматривается социокультурный образ старости. — 5 —
|