Стихотворения 1823-1836

Быстро к нимфам Пелиона

Из аида бога мчат.

Вдоль пустынного залива

Прозерпина вслед за ним,

Равнодушна и ревнива,

Потекла путем одним.

Пред богинею колена

Робко юноша склонил.

И богиням льстит измена:

Прозерпине смертный мил.

Ада гордая царица

Взором юношу зовет,

Обняла – и колесница

Уж к аиду их несет;

Мчатся, облаком одеты;

Видят вечные луга,

Элизей и томной Леты

Усыпленные брега.

Там бессмертье, там забвенье,

Там утехам нет конца.

Прозерпина в упоенье,

Без порфиры и венца,

Повинуется желаньям,

Предает его лобзаньям

Сокровенные красы,

В сладострастной неге тонет

И молчит, и томно стонет...

Но бегут любви часы;

Плещут волны Флегетона,

Своды тартара дрожат:

Кони бледного Плутона

Быстро мчат его назад.

И Кереры дочь уходит,

И счастливца за собой

Из Элизия выводит

Потаенною тропой;

И счастливец отпирает

Осторожною рукой

Дверь, откуда вылетает

Сновидений ложный рой.

ИЗ ПИСЬМА К ВУЛЬФУ

Здравствуй, Вульф[26], приятель мой!

Приезжай сюда зимой,

Да Языкова поэта

Затащи ко мне с собой

Погулять верхом порой,

Пострелять из пистолета.

Лайон[27], мой курчавый брат

(Не михайловский приказчик),

Привезет нам, право, клад...

Что? – бутылок полный ящик.

Запируем уж, молчи!

Чудо – жизнь анахорета!

В Троегорском до ночи,

А в Михайловском до света;

Дни любви посвящены,

Ночью царствуют стаканы,

Мы же – то смертельно пьяны

То мертвецки влюблены.

К ЯЗЫКОВУ [28]

(Михайловское, 1824)

Издревле сладостный союз

Поэтов меж собой связует:

Они жрецы единых муз;

Единый пламень их волнует;

Друг другу чужды по судьбе,

Они родня по вдохновенью.

Клянусь Овидиевой тенью:

Языков, близок я тебе.

Давно б на Дерптскую дорогу

Я вышел утренней порой

И к благосклонному порогу

Понес тяжелый посох мой,

И возвратился б, оживленный

Картиной беззаботных дней,

Беседой вольно-вдохновенной

И звучной лирою твоей.

Но злобно мной играет счастье:

Давно без крова я ношусь,

Куда подует самовластье;

Уснув, не знаю где проснусь. -

Всегда гоним, теперь в изгнанье

Влачу закованные дни.

Услышь, поэт, мое призванье,

Моих надежд не обмани.

В деревне, где Петра питомец[29],

Царей, цариц любимый раб

И их забытый однодомец,

Скрывался прадед мой арап[30],

Где, позабыв Елисаветы[31]

И двор, и пышные обеты,

Под сенью липовых аллей

Он думал в охлажденны леты

О дальней Африке своей, -

Я жду тебя. Тебя со мною

Обнимет в сельском шалаше

Мой брат по крови, по душе[32],

Шалун, замеченный тобою;

И муз возвышенный пророк,

Наш Дельвиг все для нас оставит.

И наша троица прославит