|
– Моя жена Елизавета Григорьевна – Никодим Иваныч! Господин пристав… виноват, не имею чести… Пристав так растерялся при виде вошедшей красавицы, что вскочил и, щелкнув каблуками, преувеличенно громко отрекомендовался: – Крутилов, Валериан Петрович! – Да что вы?! Очень рада. У меня сына одного Валей зовут. Лукерья! Явившейся кухарке она приказала: – Проведи понятых и городовых пока на кухню! Разогрей пирог, достань колбасы, огурцов… Водки там, кажется, есть с полчетверти… Одним словом, займись ими… А я похлопочу насчет их благородий! Улыбнувшись смотревшему на нее во все глаза приставу, она выпорхнула. Жандармский офицер, ошеломленный, открыл рот и начал: – Извините, но… За дверью послышался шум, возня, детские голоса, и в комнату ворвались два ликующих сорванца лет пяти-шести. – Обыск, обыск! У нас обыск! – подпевали они в такт прыжкам таким тоном, будто радовались принесенному пирожному. Один, топая босыми ножонками, подбежал к офицеру и ухватил его за палец: – Здравствуй! Покатай меня на ноге, так: гоп, гоп! Отец сокрушенно покачал головой: – Ах вы, экспроприаторы этакие! Вы уж извините их… Это их в Одессе у меня разбаловали. Обыски у меня бывали чуть не два раза в неделю… ну, для них и не было лучшего удовольствия. Подружились со всеми… Верите – шоколад стали им носить, игрушки… Видя, что мальчик тянется губками к его рыжим длинным усам, жандармский офицер нагнулся и поцеловал его. Другой сидел верхом на колене пристава и, рассматривая погоны, деловым тоном спрашивал: – Сколько у тебя звездочек? А сабля – вынимается? Я в Одессе сам вынимал – ей-богу! Вошедшая с подносом, на котором стояли разноцветные бутылки и закуски, мать искусственно-строго заметила: – Сколько раз я тебе говорила, что божиться – дурная привычка! Он надоедает вам – спустите его на пол. – Ничего-с… Помилуйте! Тебя как зовут, крыса, а? – Митей. А тебя? Пристав рассмеялся: – Валей. Будем знакомы. Мать, улыбаясь гостям, наливала в рюмки коньяк и, подвигая офицеру икру, говорила: – Милости прошу. Согрейтесь! Нам так совестно, что из-за нас вы обеспокоили себя в эту дурную погоду. – Валя! Дай мне икры, – потребовал Митя, царапая пальцем пуговицу на сюртуке пристава. Через час жандармский офицер, подперев кулаком щеку, курил предложенную ему хозяином сигару и слушал. – Разногласие с меньшевиками, – объяснял хозяин, – происходит у нас, главным образом, из-за тактических вопросов… Затем, наше отношение к террору… — 28 —
|