|
Все сумасшедшие горожане собрались вокруг дворца выразить свое недоверие Королю, крича: «Король сошел с ума. Нам не нужен сумасшедший Король. Король спросил у своего премьер-министра, что делать. Министр, наверное, был мудрым человеком — не то, что политики теперь, человеком внутреннего видения, не избранным на выборах, а выбранным по своей мудрости. Он сказал: «Я сделаю так, чтобы на некоторое время толпа отвлеклась. А ты беги к городскому колодцу и напейся: Пей сколько сможешь. Облейся. Потом иди назад и все будет в порядке Скоро Король вернулся, но он вышел через парадную дверь голый, напевая песни и танцуя... напевая в экстазе песни, он танцевал с толпой. Танцы Короля убедили толпу в том, что он нормальный. Они объявили его нормальным. Они возвратили ему престол. Они радовались. Они праздновали, что он снова стал нормальным. Вокруг меня одни сумасшедшие. Я живу в мире сумасшедших. Естественно, что я буду выглядеть сумасшедшим... сумасшедшим даже для моих собственных людей. Я ни разу не кричал все двадцать пять лет. Я говорил в микрофон. Но специально для вашей пользы я скажу: «Заткнитесь», — не вам, а дуракам внутри вас. Для вас у меня нет ничего, кроме слез... и радости... и молитвы. Смотрите, у меня уже слезы. Они выступили на левом глазу, они связаны с правым полушарием, также, как и левая рука. Правая часть мозга права. Когда я говорю: «Правая права, а левая неправа», это относится только к мозгу. С телом же все наоборот: правая неправа, а левая права. Если вы хотите увидеть слезу, вам нужно будет переместиться на левую сторону. Это прекрасно плакать за кого-то еще. Пролить слезу за кого-то гораздо более прекрасно, чем быть радостным самому. Это как дождь, это как будто посреди ночи взошло солнце. Я больше ничего не скажу, я буду только молчать. Возникать! Подниматься! Пробуждаться! Это слова, которые нужно понять. И я не проповедник. Читать проповедь — грязная работа. Я любящий. По крайней мере, я не могу сойти с ума. И я не собираюсь умирать прямо сейчас. У меня еще осталось несколько странных дел, которые нужно доделать. Я уже говорил раньше, что английский — это не тот язык чтобы это выразить. Он слишком техничен, слишком точен. Английский может дать миру хороших ученых, но только не мистиков. А я действительно мистик, мистик в мире ученых... гораздо выше звезд. Благодарю вас. Я всегда хочу говорить последнее слово сам. Даже в могиле я сяду и скажу: «Хорошо, закрывайте». Если будут похороны... если же это будет делаться как в Индии, я скажу: «Хорошо, зажигайте огонь!» Но последнее слово я хочу сказать сам. Если вы будете меня подслушивать, вы услышите нечто ужасное. Смеяться последним буду я. — 17 —
|