|
Было за полночь, когда я очутился на берегу. Мой поезд уже ушел. Под проливным дождем я побрел вдоль путей. Все отели были закрыты, и я решил переночевать под навесом на железнодорожной станции. Ко мне подошла проститутка и, думая, что я совсем несчастен и разбит, предложила разделить со мной постель. Я отказался так мягко, как мог. Она была очень толстой и доброй. Когда она скрылась, я сказал себе: «Я печально оторван от жизни. Кто хороший - она или я?» Наступил день, и я вернулся в Лондон, чтобы разобраться в моей запутанной жизни. Действительно запутанной, поскольку отношения с Гурджиевым пересекались с моими обязанностями по отношению к работодателям. Среди моих учеников из Кумб Спрингс тоже царила неразбериха. Для некоторых из них встреча с Гурджиевым оказалась очень полезной, и все, что им было нужно, - чаще видеть его, что было легко, пока он оставался в Париже. Других оттолкнуло его поведение. Они не могли примириться с выпивкой за его столом и с его не всегда пристойными высказываниями. Некоторых отвратили рассказы о его частной жизни, особенно о его отношениях с женщинами. Он часто бахвалился множеством своих детей и непреодолимым влечением к женщинам, а они воспринимали его слова буквально Мне кое-как удалось собрать все воедино. На мой взгляд, частная жизнь Гурджиева была только его делом; действительно имело значение то, что он мог и помогал мне и всем, приходящим к нему. Тем, кто был разочарован, я напомнил о своем предупреждении. Я сам не был особо обеспокоен тем, что увидел и услышал. Гурджиев подарил мне новую надежду, перед которой меркли все сомнения. Более того, я видел его после аварии. Уверен, любящее, богобоязненное и мягкое существо, которое открылось перед нами в те ужасные дни, было гораздо ближе настоящему Гурджиеву, чем бессовестный скандалист, которого видели в нем люди. Для меня он был не только самым удивительным из людей - более удивительным, чем он показался мне в Prieure в 1923 году, - но человеком, взявшим на себя огромную задачу и выполняющим ее чего бы это ему ни стоило. Вскоре жизнь вокруг Гурджиева вошла в привычную колею, и он начал поговаривать о приобретении большого участка земли с домом, что позволило бы ему возобновить работу, начатую в Prieure. Ему предлагали Chateau de Voisins в Рамбулетте - величественный замок, возможно, самое красивое здание нашего века. Его владелец, сахарный барон, был готов сдать его на несколько лет и довольно дешево, чтобы самому не платить налога. Мне поручили вести переговоры. Несколько раз Гурджиев сам побывал в замке и нашел его очень подходящим для работы. Мадам де Зальцман и другие французские ученики принимали все происходящее за чистую монету, так поступил и я, и разработал финансовый план, который позволял снять замок и покрыть все расходы за счет приезжавших из Соединенных Штатов и Англии людей, ищущих помощи и руководства в их работе. Отправляясь в Америку, Гурджиев увез с собой все планы и был, казалось, намерен добиться поддержки, необходимой для аренды Chateau. Должен признаться, что я никогда не мог с уверенностью сказать, когда Гурджиев говорил серьезно, а когда играл. — 218 —
|