|
Тем не менее, в марте 1928 года я получил-таки ответ на план совмещения развития земель и ирригационного проекта, использующего воды озера Эдесса. Утром 21 марта я, как обычно, отправился в контору и обнаружил хозяйничающих там полдюжины греческих полицейских. Они предъявили мне телеграмму из греческого Jude d'Instruction - магистрата, занимающего экспертизой, в которой содержался приказ о моем аресте в связи с подделкой документов, удостоверяющих право владения. Меня отправили в участок, не дав возможности ни с кем переговорить. Моя деятельная секретарша мисс Пирсон сообщила о происшедшем моей жене, которая уведомила Аристиди. Он моментально перепугался и отмежевался от какого-либо участия. Она нашла другого адвоката и начала бороться за мое освобождение. В Афинах стояла страшная жара, а в камере полицейского участка не было другой мебели, кроме деревянной кровати и стула. Я очень живо помню свои впечатления. Зная, что Нико Николопулюс способен на все, в том числе и на незаконные операции с документами, я не имел шансов доказать, что был в неведении относительно его действий. Меня обвинят и отправят в тюрьму; я не смогу обратиться к британскому правительству за помощью. Все это послужит предлогом для греческого правительства, чтобы отклонить наши притязания, поэтому, несомненно, обвинения против меня тщательно подготовлены. В этот момент состояние моего сознания изменилось, и я понял, насколько все происходящее не имеет значения. Я позволил себе отклониться от своей настоящей цели, поэтому все, даже тюрьма, теперь лучше для меня, чем интриги, которые, даже в случае успеха, не принесут истинной свободы. Я лег на кровать и мирно заснул. Проснувшись, я узнал, что меня переводят в Афинскую тюрьму до прибытия эксперта из Каваллы. Следующие несколько недель оказались одними из самых ценных и интересных в моей жизни. Тот, кто никогда не сидел в тюрьме, не зная точно, надеяться ли ему на скорейшее освобождение, не сможет понять переживания заключенного. Конечно, афинская тюрьма 1928 года далека от наших современных представлений о тюрьме. Там вместе содержалось несколько сотен убийц и бандитов, наркоманов и проституток, политических заключенных, людей, уже осужденных и только ожидающих суда. Я был единственным иностранцем, но к тому времени очень хорошо говорил по-гречески, поэтому вскоре совсем освоился. В тюрьме обо мне ходили дичайшие слухи: меня считали анархистом, убийцей, фальшивомонетчиком, поджигателем и британским шпионом. Но это имело небольшое значение: главное, что я принадлежал к братству тех, кто попирал закон. Здесь отсутствовала личная жизнь, дверь в камеру закрывалась только на ночь, всегда горел свет - этот мир был знаком тысячам, но для того, кто входил в него впервые, это было весьма необычно. — 122 —
|