Нарцисс и Гольдмунд

кем бы он серьезно мог помериться силами. Это незаменимое давал ему только

Гольдмунд. Опять лишиться его было для него очень трудно. Он очень тосковал

по уехавшему.

Он часто заходил в мастерскую, подбадривал помощника Эриха, который

продолжал работать над алтарем и очень ждал возвращения мастера. Иногда

настоятель отпирал комнату Гольдмунда, где стояла фигура Марии, осторожно

снимал покрывало с фигуры и оставался возле нее. Он ничего не знал о ее

происхождении, Гольдмунд никогда не рассказывал ему историю Лидии. Но он все

чувствовал, он видел, что образ этой девушки долго жил в душе его друга.

Может быть, он ее соблазнил, может, обманул и покинул. Но он взял ее в свою

душу и сохранил вернее, чем любой супруг, и в конце концов, возможно, много

лет спустя, не видя ее больше, он воссоздал ее трогательную фигуру, вложив в

ее лицо, позу, руки всю нежность, восхищение и страсть любящего. И в фигурах

кафедры для чтеца в трапезной он всюду читал историю своего друга. Это была

история бродяги и человека инстинктов, бездомного и неверного, но что

осталось от этого здесь, все было полно добра и верности, живой любви. Как

таинственна была эта жизнь, как мутно и бурно неслись ее потоки, и вот какое

благородство и чистота в итоге!

Нарцисс боролся. Он овладеет собой, он не изменит своему пути, он не

упустит ничего в своем строгом служении.

Но он страдал от утраты и страдал от сознания, что его сердце, которое

должно было принадлежать лишь Богу и служению ему, настолько привязано к

другу.

ДВАДЦАТАЯ ГЛАВА

Лето прошло, маки и васильки, полевые гвоздики и астры увяли и исчезли,

утихли лягушки в пруду, и аисты летали высоко, готовясь к прощанию.

Тогда-то и вернулся Гольдмунд.

Он прибыл в пасмурный день после полудня под тихим дождем и прошел не в

монастырь, а от ворот прямо в свою мастерскую. Он пришел пешком, без лошади.

Эрих испугался, когда увидел его. Хотя он узнал его с первого взгляда и

сердце его забилось при встрече, все-таки казалось, что вернулся совсем

другой человек: не тот Гольдмунд, а на много лет старше, с полуугасшим,