|
– Я не понимаю вашего «тоже». Разве вы поняли, что я хотел сказать в полотнах? – спросил Александр, удивляясь тому, что говорил Полновский, и еще подумал про себя: «Мог бы он понять? Наверное, мог бы…». – Знаете, когда я ехал с выставки, я все смотрел и смотрел на ваши работы, Саша, смотрел на них и плакал слезами счастья над ними, а может быть, над собой плакал. Прошу, оставь их мне. Я заплачу любые деньги. Или лучше вот что! – живи-ка ты в моем доме, вместе с нашей семьей. Места у нас много, не обидим тебя. Сделаем мастерскую, летом можешь писать под ивами, стоя босыми ногами в высокой траве. Благодатно здесь, останься! Буду тебе отцом родным; накормлю, напою, приласкаю. Только оставайся, да и все твое чудо – с тобою будет. Ну что, согласен? Александр не ожидал такого поворота событий, но что-то подсказывало ему, что главную свою живопись он обретет именно здесь – в доме князя. Хозяин поместья говорил быстро и живо. Глаза чистые, смотрит прямо, не виляя, а морщинки, будто сами говорят: «Чего раздумываешь, дурень, оставайся! Вот тебе отец не по крови, но по духу!». И Александр согласился не мешкая. Они обнялись. – Зачем ты пишешь? Что движет тобой? – спросил в самое ухо князь Александра. – Кто пишет? Нет того, кто мог бы писать – вот в чем все дело. Я рамка багета, в который по высшим соображениям вставилась часть единого божественного холста. Полновский поклонился Саше в ноги, потом, выпрямившись, крепко сжал его руку и шепотом еле слышно сказал будто себе: – Если мне только будет позволено учиться у тебя, великий мастер… я нашел то, что искал всю свою жизнь. Теперь картины больше не нужны – источник рядом. И князь еще раз крепко обнял Александра, не сдерживая слез. 7 Машенька
Незаметно наступила осень. Осень в тех местах холодна, сурова. По утрам она кутает все живое в голубой туман, и лошади, дыша паром, кажутся неземными существами. Так вот все и преображается. Водоёмчики медленно, но верно затягиваются корочкой льда. Собаки жмутся ближе к человеческому жилью. Всякая тварь хочет тепла. Александр работал в новой мастерской, устроенной на мансарде дома – прямо в библиотеке, под самой крышей. Холодный утренний свет полоскал его комнату из окон, устроенных в крыше. Художник просил об этом рабочем кабинете, поскольку, обойдя дом князя, он нигде не нашел столь открытого и близкого к звездам места. В мастерской чувствовалось присутствие неба, слышалось, как дышит луна, коротая ночь. Такое тонкое мистическое настроение воодушевляло мастера. И он сливался в потоке существования, работал круглыми сутками без перерыва на еду и сон. Силы переполняли Сашу, давали возможность творить в полную мощь. И самые лучшие свои работы он создал здесь. Но причиной тому послужило не столько место, не столько забота и ласка со стороны князя, но другое… — 29 —
|