Учиться как учиться

Сейчас уже привычно, что в новейших достижениях фи­зики используются те же понятия и тот же самый язык, что и в традиционном мистицизме; и это общее основание, эта граница расширяется, чтобы ввести новый оригинальный образ мышления в психологию, антропологию, религии, эзотеризм. Шах был бы рад способствовать такому слиянию. Сам он предлагает суфийскую точку зрения и – более того – делает доступным фонд знания, информации. Мы увидим при нашей жизни, – уже начинаем видеть – как наши ученые, обычно более молодые, в силу своей большей гибкости, приходят к Шаху с вопросом: «Что есть в вашем багаже, как части вашей тради­ции, что мы, современные исследователи, можем использовать, что мы возможно просмотрели или о существовании чего даже не подозреваем?» Я видела, как это случалось: простой вопрос, открывающий новую область.

Разве не стоит затратить какое-то время, чтобы рассмотреть как так случилось, что то, что составляет сокровищницу информации, результаты многовековых исследований и искусно практики, могло существовать столь долго, а мы были не в а стоянии допустить возможность его существования? Я не говорю 'тайнах Востока', понимаемых как нечто среднее между шама­низмом и застольным спиритизмом, – что Шах отвергает как 'треп, дрожь и ужас'. Путешественники на мистический Восток были всегда. «Скажите мне, Мастер, что есть Тайна?», «О, ты хочешь Тайны, дорогое дитя, не так ли? Хорошо, стой неделю на голове и повторяй вот такую мантру...» Однако и те из нас, кто пытался подойти к суфизму через то, что предлагалось нам на Западе, почти всегда оказывались в аналогичной ситуа­ции и должны были перерасти это – обусловленность нашего мышления. То, что мы находим на Востоке, – не волшебстве и не мистика, а подход к человечеству, и как к индивидуумам. и как к органичному целому, подход который по утонченно­сти в понятийном отношении и достижениях выходит далека», за границы наших наук.

Как это случилось?

Одна причина в том, что, возможно, наша культура не явля­ется такой продвинутой, открытой к новым идеям, как мы это себе представляем. Внешние по отношению к обществу люди, полезные тем, что вносят в общества, несмотря на оказываемое поначалу сопротивление, прозрения, судят о нас по-иному.

О нас говорят, что мы зажаты, и во многих отношениях. Сей­час мы с легкостью говорим о высокомерии Запада, мы начинаем понимать свою ограниченность. Однако это медленный процесс, ибо нам придется бороться, в случае Среднего Востока и Цен­тральной Азии, с результатами веками насаждаемого подозрения к ужасным сарацинам. Это оказывало и продолжает оказывать смехотворное влияние на нашу культуру: от невежества и фа­натизма относительно Ислама до вот такого: оказывается, что символы, принятые в астрологии для обозначения планет, – Марса, Венеры, Меркурия и т.д. – ни что иное как буквы арабского языка, легко распознаваемые теми, кто знает арабский язык. Мы же приписываем им удивительное происхождение. Крошечный пример, даже абсурдный, из огромной, неизведан­ной области. Но почему же она не исследуется?