Суфии

Поэты были основными распространителями суфийской мысли и заслужили такое же уважение, как и "ученые люди" Ирландии раннего средневековья; они пользовались сходным тайным языком метафор и словесным шрифтом. Персидский суфий Низами писал: "Во рту поэта спрятан ключ от сокровищницы". Тайный язык служил зашитой от вульгаризации образа мышления, доступного только тем, кто понимал его, а также от обвинений в ереси или гражданском неповиновении. Ибн аль-Араби, представший перед мусульманской инквизицией в Алеппо, в ответ на обвинение в ереси заявил в свое оправдание, что его произведения метафоричны, а их главная цель заключалась в том, чтобы показать божественное совершенство человека, достигаемое с помощью религиозной любви. В качестве прецедента он сослался на эротическую "Песнь песней", включенную в иудейское священное писание, которую фарисейские мудрецы толковали как метафору любви Бога к Израилю, а католические авторитеты считали ее метафорой любви Бога к своей церкви.

В своей наиболее развитой форме тайный язык использует семитские корни, состоящие из согласных букв, для шифровки или дешифровки тех или иных значений, западные же ученые, похоже, даже не знают о том, что популярные сказки "1001 ночи" являются суфийскими по содержанию, и что арабское название этой книги "Альф ляйля ва ляйля" представляет собой закодированную фразу, указывающую на основное содержание и смысл этого сборника, и может быть преобразовано в другую фразу - "Источник рассказов". То, что на первый взгляд представляется восточным оккультизмом, на самом деле может оказаться старым и знакомым западным образом мышления. Большинство английских и французских школьников начинает свои уроки по истории с картинок, изображающих их предков друидов, срывающих побеги омелы со священного дуба. Хотя Цезарь считал друидов хранителями наследственных тайн, использовавшими секретный язык, это собирание побегов омелы, до сих пор применяемых в рождественских украшениях, кажется столь обычным занятием, что мало кто из читателей станет задумываться над тем, что это означает в действительности. Современная точка зрения - друиды кастрируют дуб - представляется лишенной смысла. Надо сказать, что всем священным деревьям, кустарникам и травам присущи свои особенности. Древесина ольхи не пропускает воду, а из ее листьев получается отличная красная краска, под березами растут галлюциногенные грибы, дуб и ясень привлекают молнии, зажигающие священный огонь, корень мандрагоры помогает против спазм. Из наперстянки получают дигиталис, ускоряющий работу сердца, мак содержит наркотические вещества, у плюща ядовитая листва, а из его цветов пчелы собирают последний мед в году. Несмотря на то, что лесные голуби и другие перелетные птицы зимой охотно поедают ягоды омелы, которые считаются в фольклоре "панацеей" от всех болезней, в них нет никаких целебных свойств. Листья ее столь же бесполезны, а сфера применения твердой древесины весьма ограничена. Почему же она в таком случае считается самым священным и целебным растением? Единственным ответом может служить то, что друиды использовали ее в качестве символа своего особого образа мышления. Это и дерево и не дерево, оно цепляется за дуб, яблоню, тополь, бук, колючки и даже за сосну, оно зеленеет, добираясь до самых вершин, в то время как остальные деревья кажутся спящими, ее плоды считаются лекарством от всех душевных болезней. Побеги омелы, привязанные к дверям, неожиданно касаются входящего. Налицо символ, если можно только сравнить друидское и суфийское мышление, которое не выращивается, подобно религиям, как дерево, а само утверждается на выросшем уже дереве. Оно зеленеет, хотя само дерево спит, что напоминает мертвый сон религий, погрязших в формализме. Основной движущей силой его роста является любовь, а не примитивная животная страсть и не привязанность, но внезапное и удивительное осознание любви, настолько возвышенной и необыкновенной, что у сердца, кажется, вырастают крылья. Довольно удивительно, что сейчас исследователи Библии считают пылающий куст, из которого Бог явился Моисею в пустыне, акацией, оплетенной красными листьями локантуса, восточного эквивалента омелы. [1]