|
Выполняя указание, борзовцы россыпью поползли к выходу, а Андрей Андреевич, немного приотстав, начал с досадой выговаривать автору доклада о несчастном Афанасии. – Сашка! Я ведь тебя специально вчера просил присматривать за Афанасием, чтобы он не чрезмерно злоупотреблял-то. Ведь ему сегодня до конца дня надо еще проект приветственной речи доделать… – Да я ему об этом весь вечер талдычил, Андрей Андреевич, честное слово! А он только разозлился на меня и говорит: «Отстать, парень, я эту речь в любом состоянии сделаю, и ты мне не нянька. Небось, когда тверской Афанасий эту пальмовку глушил, ему никто не мешал. А мне попробовать нельзя?». Вот он и попробовал! – Много? – Да, думаю, стакана три всосал. – Уф! – Да и вообще, Андрей Андреевич! – загорячился Саша. – Скажите вы мне по совести – разве я для того шесть лет в институте учился и уже два года в посольстве проработал, чтобы заезжими алкашами заниматься? – А я что? Думаешь, я какое-нибудь медвытрезвилище заканчивал? Ты-то только два года, а я уже двадцать лет пашу на ниве родной дипломатии и таких типов видел, по сравнению с которыми твой Афанасий просто херувим небесный. Молод ты еще жаловаться! Значит, слушай сюда: я поехал с мэром в Агру, а ты, будь добр, приезжай в гостиницу во второй половине дня, чтобы Афанасий успел проспаться. Накорми его, приведи в порядок и помоги ему до нашего возвращения речь состряпать, да красивую, со всякими там «руси-хинди бхаи-бхаи», «слияние Волги и Ганга», «прекрасное здание российско-индийской дружбы» и прочей хреновиной. Ну, пока! Драма в гостинице, разыгранная борзовцами, к сожалению, и впрямь не была чем-то новым и удивительным для Андрея Андреевича и сотен его мидовских коллег, работавших в десятках посольств и консульств по всему белу свету. И чего только не довелось увидать Андрею Андреевичу – пьяные «в дым» делегации разного уровня и профиля; «ссыпавшегося» по ступенькам трапа самолета хмельного губернатора большой российской области, широко известного в свое время оголтелым либерализмом и личной близостью к президенту Ельцину, которого он с пьяных глаз несколько раз назвал «мой пердизент»; описанный личным помощником большого начальника единственный экземпляр его приветственного выступления, и многое другое того же не столь смешного, сколь свинского свойства. — 8 —
|