Пусть те или другие будут прекраснейшие, благороднейшие души, но все же это однобокие души, кривые на один из душевных глаз. Мы же не хотим однобокости на ту или другую сторону. Мы хотим, чтобы из детей выходили цельные люди, с неиспорченным душевным зрением, которое ясно видело бы горе и страдание везде, где оно есть, не деля живые существа на разряды обреченных на жизнь и обреченных на убийство или мучительство от руки людей. XIV И еще, быть может, мне скажут: «Вы хотите воспитать детей слабыми, слабодушными людьми, трепещущими перед всякими страданиями — сегодня пред страданиями раненого зайца, а завтра и перед собственными какими-нибудь пустыми своими страданиями. Вы хотите воспитать баб, а не мужественных борцов с жизнью». Нет, — мы хотим так же, как и вы, чтобы из детей выходили не сантиментальные слюнтяи, а сильные, мужественные люди, мужественно переносящие свои страдания, мужественно выносящие крики чужих страданий, но не для того, чтобы спокойно проходить мимо них, а для того, чтобы идти к ним на помощь, работать, облегчая их, и, во всяком случае, люди, стремящиеся к тому, чтобы не быть самим причиной ничьих чужих страданий. Когда мы увидим, что дети, отправляясь в завлекательные походы на зверьков и птиц, с палками, каменьями, силками, луками, ружьями, будут воображать себя героями, смельчаками, мы скажем им: «Вы не герои, а трусы. Тот, кто обижает, давит, насилует слабого, тот жалкий трус, а не герой. Герой спасает жизни, а не губить их. Мужество не в насилии, а в труде и помощи. Давя слабого, ты — трус и негодяй». Мы хотим, чтобы из детей выходили сильные люди, но не безразлично сильные, не сильные на все, на что угодно. Мы хотим, чтобы сила их была не слепая, самодовлеющая сила, но сила, направленная на благо всех, сила, покоряющая мертвую природу, живой же природе помогающая, работающая в братской кооперации с нею, сила, направленная на созидание, а не на разрушение. Если сила детей новых поколений будет такою силой, они будут людьми в истинном значении этого слова, они исполнять в этом мире свое человеческое, а не одно животное, предназначение, потому что человеку предназначено внести в мир новую идею, и эта идея есть идея единства и священности жизни, идея великого братства всех существ, служащих ее проявлением. Если жизнь и детей новых поколений не будет сколько-нибудь полным воплощением этой идеи, если и у них будут отступления, проступки против нее (ибо и они будут не ангелы, а люди во всех условиях земной жизни), но если только они будут люди, стремящиеся идти все выше к солнцу любви, а не книзу, в старую яму животного насилия, они будут участниками того истинного прогресса человечества, который выразился когда-то во мгле веков сначала в уничтожении поедания старых и слабых, затем поедания людей чужих семей, затем поедания покоренных врагов, потом в ослаблении и уничтожении рабства, затем в продолжающемся ослаблении вообще жестокостей и насилий людей над людьми, и должен прийти к прекращению жестокостей над животными и убийств их для человеческого удовольствия. — 41 —
|