|
Наконец, самое трудное. Самоотчет — не просто перечень сделанного, но и самооценка, причем самооценка ретроспективная, в конце пути. Что же мне сказать о себе? Давно сказано: все хорошее о себе говори сам, плохое о тебе скажут твои друзья. В наши дни всеобщей переоценки ценностей и взаимного агрессивного сведения счетов этот совет особенно соблазнителен. Очень хочется уверить себя и других, что ты всегда был хорошим и праведным и если некоторые твои сочинения сегодня «не смотрятся», повинны только время и объективные условия. Увы, из песни слова не выкинешь. Мы, мое поколение, были не только жертвами безвременья, но и его соучастниками. Я начал заниматься наукой очень рано, в совсем юном, особенно по нашим меркам, возрасте. В 15 лет я стал сту- 1 Примечание. Статья написана в конце 1990 г. как предисловие к сборнику моих избранных сочинений «На стыке наук» в серии трудов действительных членов Академии педнаук издательства «Педагогика». Сборник был набран, но не вышел, а набор рассыпан. Сокращенные варианты статьи напечатаны в журнале «Магистр», 1993, №1—3, в «Социологическом журнале», 1994, 2 и в разделе «Мир психологии», 1998, № 1. Для данного сборника текст пересмотрен и дополнен. t 5 дснтом, в 19 окончил педагогический институт, в 22 года имел две кандидатских степени. Однако это не было следствием раннего интеллектуального созревания. Скорее даже наоборот. По складу характера и воспитанию я был типичным первым учеником, который легко схватывает поверхность вещей и быстро движется вперед, не особенно оглядываясь по сторонам. Быть первым учеником всегда плохо, это увеличивает опасность конформизма. Быть отличником в плохой школе, — а сталинская школа учебы и жизни была во всех отношениях отвратительна, — опасно вдвойне; для способного и честолюбивого юноши нет ничего страшнее старательного усвоения ложных взглядов и почтения к плохим учителям. Если бы не социальная мар-гинальность, связанная с еврейской фамилией, закрывавшая путь к политической карьере и способствовавшая развитию изначально скептического склада мышления, из меня вполне мог бы вырасти идеологический погромщик или преуспевающий партийный функционер. Ведь убедить себя в истинности того, что выгодно и с чем опасно спорить, так легко... Плюс — агрессивное юношеское невежество, которому всегда импонирует сила. Мальчишке, который не читал ни строчки Анны Ахматовой, а с Пастернаком был знаком по одной-единственной стихотворной пародии, было нетрудно поверить докладу Жданова. Рассуждения Лысенко, в силу их примитивности, усваивались гораздо легче, чем сложные генетические теории. Дело было не в частностях, а в самом стиле мышления: все официальное, идущее сверху, было по определению правильно, а если ты этого не понимал — значит, ты неправ. Просматривая сейчас свои статьи 1950-х годов, я поражаюсь их примитивности, грубости и цитатничеству. Но тогда я нисколько не сомневался, что именно так и только так можно и нужно писать. — 2 —
|