Один современный миф

В начале сентября 1953 года А. впал в состояние сомнам­булизма, продлившееся примерно неделю. Придя в себя, он вспомнил все происшедшее с ним в течение всего пери­ода «отсутствия». Он находился на маленьком «планетои­де», на котором жили Нептун и его спутница, Лира. Воз­можно, впрочем, что Орфео Анджелуччи попал на небо — такое, каким он представлял себе его наяву: полное цветов, благоуханное, многоцветное, изобилующее нектаром и ам­брозией, населенное благородными эфирными созданиями, с почти беспрестанно звучащей музыкой. Он узнал, что его небесного друга на самом деле зовут не Нептун, а Орион; «Нептуном» же должен был зваться сам Орфео, пока он еще пребывал в небесном мире. Лира относилась к нему с особым вниманием; Орфео, ставший Нептуном, отвечал ей в соответствии со своей земной природой, то есть в форме любовного влечения, что вызвало ужас у небесного сооб­щества. Ему понадобилось немало усилий, чтобы освобо­диться от этой человеческой, слишком человеческой реак­ции, после чего он удостоился «небесной свадьбы», мисти­ческого соития, аналогичного алхимическому «соединению противоположностей» (conjunctio oppositorum).

На этом кульминационном пункте я бы хотел завершить описание этого «паломничества души» (франц. p?lerinage de l'?me). Не имея ни малейшего представления о психо­логии, Анджелуччи описывает свой мистический опыт, связанный с видением НЛО, во всех желательных подроб­ностях. Не думаю, что его рассказ нуждается в детальном комментарии; вся история настолько наивна и ясна, что любой читатель, обладающий хоть сколько-нибудь разви­той психологической культурой, без труда усмотрит в ней подтверждение изложенных мною суждений и выводов. Ее можно рассматривать в качестве своего рода уникального документа, свидетельствующего о том, как создается и воз­действует мифология НЛО. Вот почему я предоставил сло­во Анджелуччи.

Психологическое переживание, связанное с НЛО, выра­жается в форме видения, представленного чем-то округ­лым, то есть символом целостности или архетипом, изо­бражаемым в виде мандалы. Как показывает опыт, мандала появляется чаще всего в ситуации беспокойства, расте­рянности, замешательства. Архетип, выявляемый в данной ситуации, представляет собой упорядочивающую схему, которая возвышается над психическим хаосом и действует в каком-то смысле подобно крестику оптического прицела: будучи кругом, разделенным на четыре равные части — фигурой, которая ограничивает и защищает, — архетип помогает элементам психического содержимого не утерять свои места в общей структуре целостности и предохраняет их от распада и исчезновения в хаосе расплывчатости и неопределенности. Именно с этой точки зрения восточный символ мандалы, в особенности в рамках буддистской док­трины Махаяна, репрезентирует космический, временной и психологический порядок. Одновременно он формирует «янтры» — инструменты, с помощью которых устанавли­вается этот порядок1.