|
– Да! Да, отец мой! – Все это – плоды человеческого труда. – Да… – А вот – горы, по сравнению с которыми человек – ничто. На море поднимаются валы, устрашающие мореходов, а ураган на суше сметает плотины и засыпает каналы, построенные слабыми людьми. Извержения вулканов и потрясения земли повергает в ужас и приводит к смирению – это воля Создателя. – Да, святой отец, ничтожен человек по сравнению с Всевышним. – Потому, что огромны творения Господа нашего на огромной Земле. И до тех пор послушен будет человек, и до тех пор он будет смиренно трудиться, пока останется наглядной рука Создателя. А безумный флорентинец? Он сеет в этом сомнения! – Сомнения?.. – Да, сомнения! Потому, что у нас нет, и никогда не будет, возможности убедиться в том – подвижна или не подвижна Земля. Потому, что непознаваемо и непредставляемо далеко дневное светило. А тем, что нельзя представить – нельзя поразить и усмирить. Размышления о размерах Земли родят сомнения в ее огромности и величии. Сомнения в величии гор породят сомнения в величии Всевышнего. Вот почему – не смерть флорентинца нужна нам сейчас, а отречение. Пока он жив – мы можем вести его к поруганию вредных идей. Убив его – мы не убьем идею, а вот отречения уже не добьемся никогда. Умрет флорентинец – останутся мысли. Значит должны умереть мысли, а флорентинец… Час костра еще пробьет. Ты меня понял? – Ты безгранично мудр, отец мой!.. …Ровно в полдень Галелео прочитал с листа, который он держал в своих подрагивающих, прозрачных старческих руках, текст короткого покаянного заявления. Слова произносились слабым голосом, без интонаций и соблюдения знаков препинания. Кончив читать – поднял глаза и увидел устремленный на него ненавидящий взгляд. Монах-доминиканец – «пес господень» – в парадной рясе под черным капюшоном над белыми плечами, смотрел на него, не мигая. – За что ты ненавидишь меня?! Ведь ты – один из людей! – хотел крикнуть старик, но слова застряли в горле; он лишь опустил голову и тихо прошептал что-то. Генеральный комиссар римской инквизиции Винченсо Макузано стоял рядом с кающимся грешником и был единственным, кто слышал его, произнесенные шепотом, слова. На мгновение отец Винченсо вскинул брови, но тут же опустил их; и никто из присутствующих не заметил секундного замешательства Генерального комиссара. Лишь отец Сулон спросил уже покидавшего трибунал отца Винченсо: – Что там еще промямлил отступник? Винченсо Макузано, склонившись к уху доминиканца, тихо повторил услышанное – отец Сулон резко отстранился от главного инквизитора, словно получил пощечину. — 179 —
|