|
Сквозь надрывный собачий лай послышался сиплый со сна голос: - Кого нелегкая? - Это я, Бурлаков. Открой, Степаныч, дело к тебе. - На место, дармоед!… - В щели чуть приоткрытой калитки показалась осанистая фигура. - Что за дело? - Яблоки у тебя есть, Степаныч? - Яблоки?… - Хозяин неожиданно тоненько захохотал. - Какие тебе яблоки в июле, старый пень? - Понимаешь, Никифоров в больнице. Доктор фрукты велел… - В больнице?… - Хозяин задумался. - В больнице - это другое дело. - Он распахнул калитку. - Шагай, Трофимыч. Осторожно, приступочка тут. Вслед за Степанычем Иван поднялся на крыльцо и прошел в темные сени. Хозяин щелкнул выключателем; голая лампочка осветила просторное помещение, заваленное плетеными корзинами, мешками и ящиками. - Фрукт - великое дело. - Степаныч выволок из угла дырявый мешок, развернул: на дне лежали битые зеленые яблоки. - Первый урожай. Сам бы ел, но ради такого дела… - Кислятина, поди. - Ты что? Папировка, первый сорт. Гляди-ко… - Хозяин взял яблоко и начал с хрустом жевать его, причмокивая от удовольствия. - Восемь килограмм, хоть на безмене прикинь. - Почем же? - Ну, как для больного - по рублю. - Круто берешь, Степаныч… - Первые ведь, от себя отрываю. Иван молча отсчитал деньги, взвалил на плечо мешок. Хозяин вел его к калитке, по инерции расхваливая уже проданный товар: - Витаминов в этих яблоках - вагон! У меня вон детсад закупает, прокурор для больной жены. Сила яблоки: сорт особый… Счастливо, Трофимыч! Заходи, если что. Тебе - в первую очередь… По крутой тропинке Иван спустился к пристаням и сразу увидел плакаты с броской надписью: "Герои нашего затона". Героев узнать было бы невозможно, если бы художник не подписал каждый портрет: "Капитан Иван Бурлаков", "Помощник капитана Федор Никифоров", "Матрос Елена Лапушкина". Все трое сурово глядели вдаль… Катера стояли за полузатопленной баржей. Они были одинакового размера, формы, убранства, одинаково освещались сигнальными фонарями, и только на самом дальнем совсем по-домашнему сушилось на веревке белье. Иван спрыгнул на катер, громыхнув по железной палубе костыльком. На шум из рубки выглянула худенькая молодая женщина в выгоревшем ситцевом платье; голова ее была повязана полотенцем. - Вы, Иван Трофимыч? - Ты чего это в полотенце? - Голову мыла. Как Федор? Он присел, вытянув натруженную ногу, закурил и рассказал, что говорил доктор и как он заходил к Степанычу за яблоками. - Плохо, Еленка. — 3 —
|