Исповедь гипнотизера. Книга 3. Эго или профилактика смерти

Прервемся на этом шедевре. Совершенный дурак, глупец, развратного ума...

Этим, конечно, и не пахло в трудах эстетичного па­стора — он был на уровне века, все у него было изы­сканно и парадоксально.

Ямка, раздваивающая узкий подбородок, который выступает вперед «каблуком», свидетельствует об осо­бой живости и сатирической злости ума при благород­стве души; такая же ямка на подбородке широком и скошенном — верный признак двуличия и порочных наклонностей. Сильно набухающая Y-образная вена на лбу, линия которого в профиль совершенно пряма, говорит о страшной свирепости в сочетании с хит­ростью и ограниченностью (римский император Кали­гула). Однако если такая вена пересекает лоб закруг­ленный, с хорошо выраженными надбровьями, то это знак необычайных дарований и страстной любви к добру.

Гениальность Ньютона физиономически выразилась в строго горизонтальных, очень низких бровях; тонкий поэтический вкус Гёте — в очертаниях кончика носа.

Вчитываясь и всматриваясь в изящные иллюстра­ции, вы начинали этому верить! Как ни язвительны были критики, они ничего не могли противопоставить популярности Лафатера. Жадная толпа желавших уз-

16

нать истину о себе и ближних все увеличивалась, и, удовлетворяя ее, пастор все более изощрялся.

Самым яростным критиком был Лихтенберг, физик, философ и эссеист, умнейший человек своего времени. Этот убежденный материалист написал целую диссер­тацию, опровергающую физиономику. Тезис «внеш­ность обманчива» получил в ней до сих пор не прев­зойденное обоснование. Лафатер обвинялся в том, что в носах писателей он видит больше, чем в их произве­дениях; что если следовать его теории, то преступников следует вешать до совершения преступления. «Если ты встречаешь человека с уродливой, противной тебе физиономией, не считай его, ради бога, порочным, не удостоверившись в этом!»

Патер отвечал кротко и обтекаемо; он выбрал испы­танный способ полемики: соглашаться с доводами оппонента. Да, внешность обманчива, но в этом и сос­тоит волнующая деликатность предмета, это и требует для проникновения в душу, закрытую за семью печатя­ми, божественного чутья. Прирожденный физиономист наделен даром осмысливать скрытое знание чувства.

Его истинная стихия начинается там, где кончается очевидное, где под масками и мимикрией идет тончай­шая игра глубоких подтекстов. Его не проведет даже тот знаменитый дипломат, о котором писали, что, если его ударят сзади ногою, собеседник не приметит в лице ни малейшего движения; под строгой миной вельможи он узрит беспомощного супруга и растерянного отца.