|
Оторванность от здоровых детей и нежелание принадлежать к миру больных так и оставили меня на долгие годы где-то посередине. Каждый раз, слыша от врачей рекомендации оформить инвалидность, я не могла поверить, что речь идет обо мне. Я не ощущала и не хотела ощущать себя больной, ненормальной, тем более инвалидом. Особенно обижали реплики врачей, касавшиеся будущего. Как-то раз одна женщина ревматолог с заботой сказала мне, уже взрослой тогда девушке: «Все будет хорошо! Такие, как вы, прекрасно находят пару в своей среде». Помню, как все внутри возмутилось: «Какие такие, как вы? Какой такой своей среде??? Ничего не хочу об этом слышать и знать!» Но я промолчала. Многие годы в разных формах я слышала дома одну и ту же мысль: Сонечка у нас не такая, как все, слабенькая. Мне запрещали гулять за пределами двора, видимого из окон, объясняя это тем, что в случае опасности другие дети убегут, а я — нет. Меня кутали в теплое, кормили полезным, возили по санаториям, таскали по всевозможным врачам. Казалось, все силы семьи направлены на борьбу. Это был настоящий культ болезни. Даже школу мне выбирали «для здоровья». Такую, чтобы зимой суставам было не холодно. Школа находилась далеко от дома, и поэтому туда и обратно меня отвозили родители. В младших классах это было нормальным, никто не стеснялся мам, пап, бабушек и дедушек, приходивших после уроков. Но когда с третьего класса все стали расходиться по домам самостоятельно, я каждый раз испытывала неловкость оттого, что вынуждена ехать из школы с мамой или бабушкой, вплоть до восьмого (!) класса, когда появился более удобный транспорт, и мне разрешили ездить домой самостоятельно. Бабушку я стеснялась больше всего. И того, как она одета и как ведет себя. Например, она могла пойти к учителю музыки и попросить его позаниматься со мной отдельно. Я помню, как злилась на нее за такие вторжения в мое школьное пространство. А иногда, если уроков было много и после нужно было ехать на какие-нибудь еще занятия, мне приносили еду прямо в школу. И есть приходилось на глазах у всех. Все это «особое» обращение я принимала внешне смирно. Но внутри то и дело ощущала бурлящее раздражение. Мой статус «особенной» усугубляли и учителя. Каждый раз, когда я, пропустив немало занятий, писала контрольную на отлично или лучше всех сдавала какой-нибудь тест, меня ставили в пример: вот, мол. Сонечка вон как много болеет, пропускает, а учится на одни пятерки! Как ни странно, это не испортило отношений с одноклассниками. Возможно, оттого, что я не придавала большого значения этим успехам, всегда делилась домашним заданием, давала списывать на контрольных. В школе, в самом процессе, мне было интересно и легко. И я ощущала себя хоть и не такой, как все, но все еще полноценной частью класса. — 86 —
|