Опыт о человеке

Аристотель считал, что все человеческое знание — это реализация основной тенденции человеческой природы — тенденции, проявляющейся в самых элементарных челове­ческих действиях и реакциях. Вся жизнь чувств определена и пропитана этой тенденцией.

“Все люди от природы стремятся к знанию. Доказатель­ство тому — влечение к чувственным восприятиям: ведь не­зависимо от того, есть от них польза или нет, их ценят ради них самих, и больше всех зрительные восприятия, ибо видение, можно сказать, мы предпочитаем всем остальным восприяти­ям, не только ради того, чтобы действовать, но и тогда, когда мы не собираемся что-либо делать. И причина этого в том, что зрение больше всех других чувств содействует нашему познанию и обнаруживает много различий [в вещах]”1.

Этот отрывок ярко характеризует отличие аристотелев­ской концепции знания от концепции Платона. Такой пане­гирик чувствам у Платона немыслим: непреодолимая бездна отделяет у него жизнь чувств от жизни интеллекта. Знание и истина принадлежат сфере трансцендентного — области чистых и вечных идей. И Аристотель убежден, что один лишь акт чувственного восприятия не дает научного знания, но как биолог он отрицает Платонов разрыв между идеальным и эмпирическим мирами, пытаясь объяснить идеальный мир, мир знания, в терминах жизни. Обеим сферам, по Аристо­телю, присуща одинаковая непрерывная последовательность:

как в природе, так и в познании высшие формы развиваются из низших. Чувственное восприятие, память, опыт, воображе­ние и разум — все это включено в общую связь, элементы которой суть лишь различные стадии и выражения одной и той же основополагающей деятельности, которая достигает высшего совершенства у человека, но отчасти представлена и у животных, а также во всех формах органической жизни.

Приняв такую биологическую точку зрения, мы должны будем признать, что на первых стадиях человеческое позна ние направлено исключительно на внешний мир. Ведь все непосредственные потребности и практические интересы че­ловека зависят от его природного окружения. Он не может жить, не приспосабливаясь постоянно к условиям окружа­ющего мира. Первые шаги его интеллектуальной и культур­ной жизни можно представить как своего рода умственное приспособление к непосредственному окружению. Но по мере развита культуры выявляется и противоположная тен­денция человеческой жизни. В самых ранних проблесках че­ловеческого сознания мы находим уже интровертную пози­цию, которая сопровождает и дополняет экстравертную. Проследив дальнейшее развитие человеческой культуры из этих начал, мы увидим, как интровертная точка зрения по­степенно выходит на первый план. Естественная человечес­кая любознательность меняет направление. Этот процесс можно исследовать почти во всех формах культурной жизни человека. В первых мифологических объяснениях мирозда­ния мы всегда обнаруживаем примитивную антропологию бок о бок с примитивной космологией. Вопрос о происхож­дении мира сложно переплетается с вопросом о происхож­дении человека. Религия не может покончить с этими пер­воначальными мифологическими объяснениями — напро­тив, она сохраняет мифологическую космологию и антро­пологию, придавая им новую форму и глубину. Отныне самопознание не рассматривается как то, что имеет лишь теоретический интерес. Оно уже не просто предмет любоз­нательных размышлений, а одна из основных обязанностей человека. Первыми выдвинули это требование великие ре­лигиозные мыслители. Во всех высших формах религиозной жизни максима “Познай самого себя” рассматривается как категорический императив, как высший моральный и рели-