|
Экзотический путь прямой подмены воспоминаний в рамках косвенной подмены (искусства) оказывается всеобщим приемом. Благодаря эффектам deja vue и deja ete становится ясно, что границы самотождественности личности, как раздвижные стены японского домика, свободно перемещаемы. Монтаж надежных противообмаиных устройств на этих участках, в сущности, никогда не требовался, поскольку здесь пролегали в основном нехоженые тропы. Но положение может измениться в будущем с развитием экспериментальной фальсификации воспоминаний: ведь программирование, осуществляемое в обход иммунных барьеров (т. е. противообмаиных устройств, установленных на проторенных путях фальсификации), через прямое вживление фрагментов программы как воспоминаний, т. е. деталей автобиографии, открывает уникальные возможности доступа к «личностному шифру» человека, к клавиатуре флейты, о которой говорил Гамлет... Конечно, общим защитным механизмом здесь служит забывание — спасительная меморифобия включается всегда, когда разрастание памяти принимает угрожающий характер. Но этот защитный механизм человека, работающий с полной выкладкой, итак едва справляется с задачей чистки (или стирания) ячеек его памяти. Нагрузка же его, состоящая в уничтожении еще и подложных воспоминаний, может оказаться запредельной перегрузкой. Человек создает искусственные практики, призванные содействовать работе забывания (такие, как психоанализ). Для перекрытия разведанных путей фальсификации ему потребуется, вероятно, и некое специфическое противообманное устройство. Но более вероятным и плодотворным представляется другой путь — путь, ведущий к высвобождению воспоминаний из-под диктата биографического единства. Реестр основных свобод и прав рано или поздно должен быть дополнен свободой автобиографии, укладывающейся в тот же ряд, что и «свобода слова» или, например, свобода печати. Для такого вывода есть основания. Как показывает пример с Прустом, литература уже давно и со все большим успехом работает на волне фальсификации воспоминаний вообще и воспоминаний детства в частности. Г. Башляр в своих замечательных книгах «Поэтика пространства» и «Поэтика грезы» утверждает, что настоящие произведения искусства корректируют работу воспоминания; эффект их воздействия состоит в возникновении проницаемости сообщающихся сосудов. Он пишет: «Мы собираем все существа вокруг единства нашего имени... Грезы не в счет. Разве что речь идет о столь глубоких грезах, что в них мы теряем нашу собственную историю... »[84] Башляр настаивает на нашем праве реорганизации собственной памяти. Он пишет: «Память полна психологической рутины — что ее только не заполняет! — и почему бы не принять такую простую вещь, что мы всегда вольны перевообразить наше детство».[85] — 75 —
|