Мишель Фуко, каким я его себе представляю

[1] «Век просвещения, изобретя свободы, изобрел также и дисциплину». (Это, возможно, преувеличение: дисциплина восходит к доисторическим временам, когда, к примеру, из медведя последовательной дрессировкой делали то, чем позднее будет сторожевая собака или доблестный полицейский.)

[2] Claude Morali, Qui est moi aujourd'hui? Fayard (с предисловием Эмманюэля Левинаса).

[3] [H. Dreyfus, P. Rabinow], Michel Foucault: un parcours philosophique, Gallimard, [1984, p. 322–346], очерк, которому я многим обязан.

[4] Michel Foucault, Histoire de la folie ? Vage classique (Librairie Pion).

[5] Долгое время безумцев показывали, и я спрашиваю себя, не наследие ли этой древней практики показательные сеансы в психиатрических лечебницах, безусловно полезные в плане обучения (и сегодня, благодаря телевидению, в массе своей доступные публике).

[6] Я отсылаю здесь к «Литературному пространству», где начинает выявляться категория безделия, отсутствия произведения. См. и заключительный текст [ «Бесконечной беседы»]: «Отсутствие книги». Мне кажется, что та же ситуация уже присутствует и в поразительном во всех отношениях повествовании, озаглавленном Луи-Рене Дефоре «Болтун».

[7] Весь соответствующий отрывок звучит так: «Говорить о Морисе Бланшо можно только говоря о ком-то другом — о его читателе, о самом себе. Да, о нем можно говорить, только разбираясь в самом себе, ибо бесконечная скромность призывает к бесконечному бесстыдству» (R. Laporte, В. Noel, Deux lectures de Maurice Blanchot, Fata Morgana, 1973, p. 53–54). Не переносится ли это правило и на самого Бланшо, не говорит ли и он о себе только говоря о ком-то другом? Не преломляется ли здесь вскрытая им проблематика перехода в прозе от повествовательного «я» к «он»?

[8] Особенно красноречивый симптом сдвига: вопреки обоснованному ранее обращению текста к своему автору: Noli me l?g?re, Не читай меня, Бланшо неожиданно пишет — в первый и последний раз — небольшой текст «Задним числом», своего рода послесловие, перепрочтение двух своих ранних рассказов, объединенных им ранее в сборник «Вечное перетряхивание».