|
Пир был великолепен! Волшебницы подносили маленькой королевне чудесные дары: доброту, красоту, отвагу… Одиннадцать из двенадцати уже успели ее одарить, но тут появилась тринадцатая: она желала отомстить за то, что о ней забыли. Она воскликнула над колыбелью: «Королевская дочь, когда ей исполнится шестнадцать, уколется о веретено и упадет мертвая!» — повернулась и вышла. И тотчас же подошла к колыбели двенадцатая, добрая… О великая минута! Я, помню, поднял лицо от книги, и дочь благодарно мне улыбнулась. Она благодарила братьев Гримм, мир и меня за то, что двенадцатая, могущественная и хорошая, еще не успела высказать пожелания и сейчас, сейчас… Мне стало не по себе при виде этой улыбки. «Я не в силах снять злое заклятье, — сказала двенадцатая, — но смягчить его я могу. Королевна не умрет, она только заснет на сто лет». Я читал это ровным голосом, твердо, как нечто само собой разумеющееся, не подлежащее обсуждению. Но тут на страницу легла детская рука, легла и закрыла ряды черных строк. — А почему она не в силах? Я ответил, что если бы двенадцатая была в силах снять злое заклятье, то не было бы, собственно, и волшебной истории и мы никогда не узнали бы о тех чудесных вещах, которые ожидают нас дальше. Объясняя это, я чувствовал: мудрости во мне не больше, чем в старом добром короле, — он велел уничтожить в государстве все веретена, чтобы не могло осуществиться заклятье злой волшебницы. Но одно-единственное, роковое, все же уцелело, и, когда оно оказалось в руках его шестнадцатилетней дочери, та, не умея обращаться с острым, естественно, укололась. Конечно, дальше ожидали нас чудесные вещи: замок с уснувшими конями, собаками, огнем в очаге, маленьким поваренком и голубями, замок, густо зарастающий колючим шиповником, пока не войдет в него отважный и добрый королевич. Но могут ли даже эти чудесные вещи оправдать то печальное обстоятельство, что двенадцатая оказалась не в силах снять, а в силах только смягчить? И не лучше, если бы не было этого заколдованного замка и красивого королевича через сто лет, но двенадцатая была бы всемогущей? Да, но то была бы, к сожалению, неправда. Мудрость этой неумирающей волшебной истории именно в том, что добро побеждает зло в сложной столетней борьбе. Наверное, об этом и нужно было тогда говорить дочери (нет, не рано!), а не оправдывать могущество зла красотой — ведь будет же ей двенадцать, а потом и шестнадцать, н однажды, возможно, и ей в руки попадет то единственное веретено… …Бессмертны ли злые волшебники? — 3 —
|