Возможна ли поэтическая антропология? (Зинченко В.П.)

приводит мнение американского социолога и педагога О. Х. Мура, что пословицы и поговорки — это своеобразные “модели воспитания”. Видимо, это так и есть, но если с ними не обращаться лукаво. Например, всем известная поговорка “Повторенье — мать ученья...” воспринимается одновременно и как трюизм, и как большая ложь, поскольку в русской культуре отсечена ее вторая половина: “... и прибежище ослов”. К извлечению образа образования, обучения, воспитания из поэзии нужно относиться еще более осторожно, чем к упомянутым “моделям воспитания”, где все же фиксирована многовековая мудрость. Как завещал А. Блок: “Сотри случайные черты, и ты увидишь — мир прекрасен”. Правда, в поэзии мир образования может быть как прекрасным, так и печальным.

После этой оговорки попробуем взглянуть, как в замечательном поэтическом зеркале отражалась реальность российского обучения и воспитания в до- и пореволюционную эпоху.

Сначала, разумеется, о “темном царстве”. Не будем забираться слишком глубоко и начинать с “Недоросля”.

“Наше все” — А. С. Пушкин:

Monsieur l’Abbe, француз убогой,
Чтоб не измучилось дитя,
Учил его всему шутя;
Не докучал моралью строгой;
Слегка за шалости бранил,
И в Летний сад гулять водил.

Когда же Monsieur прогнали со двора...

Он по-французски совершенно
Мог изъясняться и писал;
Легко мазурку танцевал
И кланялся непринужденно:
Чего ж вам больше? Свет решил,
Что он умен и очень мил...
... Онегин был, по мненью многих
(Судей решительных и строгих),
Ученый малый, но педант.
Имел он счастливый талант
Без принужденья в разговоре
Коснуться до всего слегка,
С ученым видом знатока
Хранить молчанье в важном споре,
И возбуждать улыбку дам
Огнем нежданных эпиграмм...

... Он знал довольно по-латыне
Чтоб эпиграфы разбирать,
Потолковать о Ювенале,
В конце письма поставить vale,
Да помнил, хоть не без греха,
Из Энеиды два стиха.

Он рыться не имел охоты
В хронологической пыли
Бытописания земли:
Но дней минувших анекдоты,
От Ромула до наших дней,
Хранил он в памяти своей.

... Не мог он ямба от хорея
Как мы ни бились отличить.
Бранил Гомера, Феокрита;
Зато читал Адама Смита,
И был глубокий эконом,
То есть умел судить о том,
Как государство богатеет
И чем живет и почему
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт имеет.

... Всего, что знал еще Евгений,
Пересказать мне недосуг...

[Я с трудом остановился. Хотелось переписывать дальше, чтобы дать читателю прочувствовать “выпуклую радость узнаванья”, что “сладок нам лишь узнаванья миг” (О. Мандельштам)].

Ко всему этому еще “наука страсти нежной”. И при всем при том Онегина называли “лишним” человеком! А ведь по нашим меркам Онегин почти всесторонне развитая личность, хотя он и не кончал Царскосельского лицея. Здесь несомненно идеализация домашнего воспитания, о котором сам Пушкин высказывался весьма резко: “В России домашнее воспитание есть самое недостаточное, самое безнравственное. Ребенок окружен одними холопьями, видит одни гнусные примеры, своевольничает или рабствует, не получает никаких понятий о справедливости, о взаимных отношениях людей, об истинной чести. Воспитание его ограничивается изучением двух или трех иностранных языков и первоначальными основаниями всех наук, преподаваемых каким-нибудь нанятым учителем” (Цит. по 20. С. 42). Еще более жесткая оценка дана Пушкиным в записке для Николая I в 1926 г.: “Нечего колебаться: во что бы то ни стало должно подавить воспитание частное” (20. С. 49). Стиль-то каков? Почти ленинский... Царю указывает, диктует. “Ай да Пушкин!... Ай да молодец”. Может быть, и нам стоит задуматься? Иначе снова Онегины... и далее — по кругу... Ведь и наша государственная система образования хиреет, а укреплять ее, заботиться о ней, похоже, некому.

— 29 —