— Мое положение — мое личное дело, — сердито оборвал я. — Меньше слушайте наших общих знакомых. Он испуганно втянул голову в плечи. Мне стало его жалко. — Все, что могу для вас сделать, это дать совет. Взгляд его озарился надеждой. — Не играйте больше, — сказал я. Надежда угасла. Я открыл дверцу. Он не спешил выходить. Долго держал паузу. Потом заговорил. Не жалобно, даже не оправдываясь. Объясняя: — Представляю, что вы подумали обо мне. Думаете, я сам себе не противен?… Это, конечно, глупость, что пришел к вам. Но что оставалось делать? Я потеряю ее. Она привыкла к другой жизни. Что я мог на это сказать? И он замолчал. Думал о чем-то своем с обреченным видом. Мне вдруг стало по-настоящему жаль его. Похоже, нормальный мужик. Несмотря на «мерc» и отсутствие морщин. Но влип он серьезно. Влип не с игрой — со своей бабенкой. Где такие ловкачки берутся, как умудряются? Это в нынешнее-то время, когда столько умниц-красавиц, желающих боготворить мужчину за прожиточный минимум. Конечно, чаще приходилось раздражаться мужиками, скупающими нежность и смирение оптом и за бесценок. Но ситуация, приключившаяся с гладколицым, — не первая, с которой довелось столкнуться за последнее время. Взять того же Борьку, друга юности, удачливого коммерсанта. Вот уже год, как тот превратился в экономический придаток прелестной проходимки-любовницы. Именно из его опыта я знал, что толстяку уже не поможешь. Единственное, что надо бы сделать в его положении — отказаться от женщины, — ему не под силу. Вдалбливать, что произошедшее — даже к лучшему, что оно выявит, кто есть кто, занятие пустое. Он и сам все понимает. Но центр управления его отношениями с этой ловкачкой находится где угодно, но только не в его голове. Похоже, вообще вне его. Я невзлюбил эту дамочку. Не то чтобы возненавидел, но неприязнь почувствовал. За последнее время способные на такое в моем окружении не числились. Мне даже было занятно — нарваться на такую. Вернее, пронаблюдать, как такая нарвется на меня. Конечно, я для них не объект для разработки, но, думаю, это не единственная причина, из-за которой дамочки такого сорта обходят меня стороной. Знают, заразы, где копать. Где и найти можно, и грунт податливый. Толстяка было жаль. Странно только, что потеря шестидесяти тысяч для него нокаутирующий удар. — Не играйте, — повторил я. — Толку не будет. — А что делать? — почти равнодушно спросил он. — Я знаю… Что вы делали до этого? — У меня больше ничего нет, — пооткровенничал он. — Только эта машина и дача. — 4 —
|