|
Передо мной салон легковой машины. Через мгновенье уже узнаю и пассажиров, и знаю все обстоятельства. За рулём Анатолий – муж моей сестры Танечки. Несколько часов тому назад они узнали о моей смерти и сейчас находятся на пути в аэропорт, в надежде вылететь в Москву ближайшим самолётом. Я совершенно отчетливо вижу всё, что происходит в машине, как бы находясь внутри салона сверху напротив них. Толя молчит, потом что-то говорит Танюше, но она только совсем уж горько расплакалась. Он останавливает машину и молча обнимает её. Однако мне самой делается нехорошо. Как будто её переживания заполняют часть меня самой, и я сама погружаюсь в надрывную трагическую безысходность. Сколько же раз я слышала, что умершие пытаются сообщить своим близким, как тяжки для них их переживания, как усиливают они путы материального мира, сдерживающие послесмертный полёт. Пытаюсь сделать над собой некое новое для самой себя усилие, чтобы не «глядеть» в земной мир. Каким-то образом я знаю, что весть о моей смерти в эти вечерние земные часы ветвится, словно крона фантастического дерева, достигая близких, друзей и даже тех, которые давно затерялись и забылись в жизненной суете. Я знаю, что мне ещё предстоит вспомнить их всех, но сейчас я отодвигаю от себя эту махину воспоминаний. Я как бы отворачиваюсь от всего, пытаясь освободить себя от мыслей и сделаться «пустой», как при медитации. И действительно снова наполняюсь блаженной свободой. … Боже мой, как же интересно! Судя по всему, вот уже несколько часов как я умерла. Но я знаю об этом, я думаю об этом – значит, я очень даже живу! Где же я теперь? Что же я теперь? За эти несколько земных часов я уже перепрожила огромный кусок минувшей жизни. Полагаю, что это только начало предстоящего грандиозного переживания. Я буквально чувствую, как вся моя прошедшая жизнь словно рвётся в меня со всех сторон, как она переполняет меня. И хотя сейчас я отодвигаю её от себя, но в то же самое время нахожусь в предвкушении неизбежной встречи со всеми её нюансами: и горькими, и сладкими. Осознаю, что погружена в какое-то невероятное безмолвие, исполненное звуками. Нет внятных, но в окружающем пространстве одновременно угадываются и шелест ветра, и раскаты грома, и журчанье ручья, и крики птиц, и звуки музыки, и гул городской улицы, и рёв взлетающей ракеты. Меня окружают шуршание, шорохи, напевы, обрывки разговоров, и, как это не покажется странным, – безмятежная тишина и полное безмолвие. Все эти звуки неразрывно связаны с бесчисленными картинами мира, вернее не картинами, а вполне объёмными панорамами, наполненными запахами, вкусами, телесными ощущениями и эмоциями. — 6 —
|